Елена Шахова - Где зоны и лагеря

– Саш, а почему ты вдруг обо мне вспомнил? Можно подумать в свои двадцать с чем-то лет ты обращал на меня, соплячку, какое-то внимание. Подкалывал? Да. Выручал? Иногда. Я думаю, у нас были довольно хорошие приятельские отношения. Так?

Коротов не отвечая, наливал водку. Ирка недовольно поджала губы, но, заметив на столе редкий для посёлка деликатес – рисовые колечки, быстро утешилась.

– Давайте выпьем. Невеста, тебе рано, – пронёс мимо Иришки полную рюмку Саша, – а ты не тряси головой! Ты меня уважаешь? – сурово сдвинув брови, начал допрос Коротов.

– Уважаю. Но водку терпеть не могу, – твёрдо отказалась Яна.

– Мы с тобой почти десять лет не виделись… Эх! Помнишь, Новый год в ДК встречали? Ты Бабой-Ягой была… хорошенькой…

«Я в отпуске… в отпуске… и ни о чём не думаю…»

– А чё ж ты мне раньше не сказал об этом? И если все роли вспоминать нам бутылки не хватит, – насмешничала Яна, пытаясь найти верный тон, и в упор неприязненно разглядывала Сашу.

– Ерунда! Я ещё схожу. Может сразу две взять? – с готовностью юного пионера подскочил Коротов.

– Я пошутила. Сядь. Где ты сейчас работаешь?

– С Петровичем халтурим. Я сильно изменился? – Стальной взгляд полоснул бритвой. – Ладно, не ври. Я же видел, как ты меня испугалась. Выпьем за встречу, – настойчиво придвигал он полную рюмку.

Пока Яна размышляла, как бы ей убедительнее отказаться от «чудесного» напитка неизвестного розлива, Саша опрокинул вторую, и вновь стал интересоваться, уважает ли она его. Иришка съела все колечки, утомилась строить рожи и закатывать глаза. Настроение у неё испортилось, слушать о чужой молодости не хотелось и, шепнув сестре: «Я в туалет», она ушла посмотреть, что творится на улице.

Иришка родилась в конце апреля. Ровно через месяц Анна Ивановна вышла на работу, перепоручив заботы о младшей дочери Яне. Близнецы на всё лето были отправлены к родственникам, в деревню, Светка была у любящей бабушки – мамы отчима, а Ирка – старшая – опора и помощница. И её уже подкинуть было некому. Три месяца летних каникул стали для Яны ускоренными курсами материнства. Мать работала по сменам. И Яна жила по маминому графику. Сегодня мама в ночь.

Яна мышкой сидела в уголке Таниной квартиры и наслаждалась популярной песней в исполнении хозяйки. «Казалось плакать бы о чём, ведь мы так праведно живём…» – Анины пальцы изящно порхали по клавишам инструмента.

Слёзы жалости, сожаления, разочарования, слёзы упущенных возможностей, обид, несправедливых упрёков собирались солёной влагой в уголках глаз, и ручейками текли по щекам. Яна не могла объяснить себе – почему она плачет при звуках фортепиано. Полумрак, две свечи на инструменте, полуодетая Анютка, овальный портрет Аллы Пугачёвой на маленьком столике, незаправленная кровать и над всем этим живописным девчоночьим беспорядком тихая, божественная музыка. Хотелось остановить мгновение и остаться в нём навсегда.

– Ого! Это мне повезло – на концерт попал! – в форточке показалась голова очередного Танькиного кавалера. – Пустишь?

Яна с неприязнью взглянула на довольную физиономию юноши, даже не пытаясь припомнить – видела его раньше или нет. Анютка же вскочила, оборвав песню, и суетливо мельтеша по комнате, не сортируя, распихивала вещи по ящикам.

– Не в окно! Проходи в дверь – щас открою. – Ян, ну, пока, – обернулась Аня к вытиравшей слёзы Яне.

Яна взглянула на часы. Через час мать с отчимом уходят на смену, она могла бы ещё слушать и слушать музыку.

Выйдя в темноту ночи, звенящей комарами, Яна задумчиво шла к своему дому, планируя Иришкино кормление. Можно и поспать ещё успеть…

– Привет, невеста! Откуда так поздно? – верзила Коротов раскинул руки, загораживая проход во двор.

– А-а, ты тут хоть чё делаешь-то?! – оторопела Яна.

– За тобой пришёл. Пошли в кино.

– Ты меня с кем спутал, Саша?!

– Яна! – раздался из темноты двора тонкий голосок матери, – мы уже уходим!

– Чего на танцы-то не приходишь? – сделал шаг в сторону от ворот Коротов.

– А ты прям без меня не можешь танцевать-то! – смеялась Яна.

– Могу, но с тобой интереснее. Приходи.

– Иришка вот подрастет и приду, – высматривала в темноте двора родительницу Яна. Мать «серой кошкой» оказалась рядом почти бесшумно.

Галантно Коротов поздоровался с Анной Ивановной и направился в сторону кинотеатра.

Перепеленав Иришку, Яна раздумала спать и, пытаясь поймать вражеские голоса на старой радиоле, чутко прислушивалась к звукам. Вздрогнула от резкого, короткого стука в дверь. Решив, что мать что-то забыла, Яна не спрашивая: – Кто там? – распахнула дверь.

– Кино отменили – домой неохота, к тебе можно, на чай? – пушистые, ухоженные усы Коротова, как улыбка Чеширского кота, неуловимо перемещались в темноте общего коридора.

Ступор, настигший Яну, прошёл, и она резко дёрнула Коротова за руку.

– Входи же быстрей! И – тише! У меня Ирка спит. Щас кто-нибудь выйдет из соседей – будет мне завтра кино. Ну, проходи, – продолжала шёпотом Яна.

– Чего делаешь? – оглядывался в темноте комнаты Коротов.

– Изучаю эфир – может, что-то найду интересное.

– Я с тобой посижу.

Когда минут через двадцать Иришка заглянула в свою «келью», увлечённые воспоминаниями «приятели», её даже не заметили. Послушав бурный диалог, и, не обнаружив знакомых имён, Ира тихонько прикрыла дверь, решив удалиться, примерно минут на десять. Ах! Совершенно напрасно! В шестнадцать лет такие сцены ещё новы и интересны, а для тонкой сплетницы, какой вырастала Иришка, это был упущенный шанс.

– Саш, может, хватит, – с вековой мольбой русских женщин взглянула Яна в вылинявшие, нагловато – голубые Сашкины глаза.

– Боишься, что приставать начну? – наливая водку мимо рюмки, сквозь зубы зло выдохнул Сашка.

– Нет. Просто терпеть не могу пьяных.

– Тогда не мешай. В моей жизни было всего три девчонки – всего три! – кого я уважал, кого я не тронул…

– На меня распространяется твоё уважение?

– Да. Я храню твои фотографии…

– И много их у тебя? – всё ещё насмешничала Яна.

– Две, – не задержался с ответом Коротов.

– Надеюсь, кроме тебя, их никто не видит, – стушевалась, покраснев Яна, – допустим, одну я припоминаю… я стою…

– В обнимку со мной, – осклабился Саша.

– Да-да! У тебя под мышкой. Нас Юра на бегу заснял. Мутная фотография, как твои мысли. Резкости нет, но не желтеет…

– Проводы Русской зимы были. Ты Весной была….

– С огромнейшим венком из искусственных цветов, – рассмеялась Яна, вспомнив далёкий, славный праздник, – я жутко озябла в тонком платье…