Елена Шахова - Где зоны и лагеря

– Меньше надо было с Дедом Морозом целоваться.

– Да что ты говоришь! У нашего Деда в то время роман был – он вообще никого не видел, ничего не слышал. Репетиции часто пропускал, потому что его Наденька заканчивала работу в семь, а он непременно должен был её встретить. М-да. А Снегурочку помнишь? Люську Чебурашкину? Красивая девочка была. Где она сейчас, не знаешь? – на удивление легко всплывали из памяти далёкие дни.

– Развелась. К родителям вернулась, с ребёнком или двумя – не помню, но точно помню, что я её красивой не считал.

– У меня было детское восприятие действительности. Возможно сейчас…. – Яна фыркнула, – слушай, вспомнила: Люся часто ходила с синяками на губах, и вы с Серёгой её подкалывали, что она целоваться не умеет. Припоминаешь?

– Не-а, – ни на секунду не задумался Сашка, – у тебя синих губ не было, значит, я целоваться умел.

– Это ты перепил, братец. Мы с тобой целовались исключительно на сцене, да и то в щёчку. Все мозги высохли?

Саша обиженно заморгал, наморщил высокий, веснушчатый лоб, посмотрел зачем-то на часы, махнул рукой: «А, потом. Щас исправим».

– Сиди, где сидишь. Шустрый какой! Тебе этот стул очень идёт. Вы просто созданы друг для друга, – артистично жестикулировала Яна, удачно пародируя речь младшей сестры.

– Затараторила! Ты медленней-то говорить умеешь?

– Могём, – перспектива просидеть всю ночь перед полной рюмкой водки, развлекая Сашу Коротова, начинала казаться забавной.

– Давай, на бру-брут-шафт выпьем, – медленно двигал по столу наполненную рюмку Саша.

– На что? – продолжала насмехаться Яна.

– На брудуршат, – упрямо повторил Саша, – и перестань смеяться, а то…

Он умолк, глядя на неё усталыми, пьяными глазами.

– Налюбовался? Давай договоримся: я уважаю тебя, ты уважаешь меня, я выпью с тобой на брудершафт, но это будет твоя последняя рюмка в жизни, ладно, хотя бы за сегодняшний день. И ты пойдёшь домой. Мы с Иришкой можем тебя малость проводить. Идёт?

– Я на велосипеде, – кратко ответил на Янину пылкую тираду Коротов.

– Ну и что? – пожала плечами Яна.

– Я сам доеду.

– Вот и отлично. Значит, согласен?

Саша радостно кивнул головой, едва не завалившись вместе со стулом. Яна вновь затараторила, намереваясь отвлечь Сашу от ультиматума, но не тут-то было! Саша цепко держал её руку, и чем больше она говорила, тем сильнее сжимались его пальцы.

– Саш, мне больно! Быстро отпусти руку! Кому сказала! – сорвалась испуганно на крик Яна.

– Отпущу, но только для того, чтобы ты взяла рюмку, – монотонно гугнивил Коротов.

– Изверг! Подай кусочек огурчика. Спасибо. Предупреждаю – до дна не осилю, – демонстративно растирала покрасневшее запястье Яна.

– За шиворот вылью, – грозно пообещал Саша.

Яна глубоко вдохнула, резко выдохнула, пригодились уроки мужа, сделала большой глоток, но Саша, хитрый жук, надавил пальцем на дно рюмки.

– И облилась и напилась, – стряхивая капли с одежды, вскочила Яна со стула.

– Потанцуй со мной, – склонил почтительно голову Саша.

Яне не встречался второй такой танцор. И дело было не в каких-то сложных «па» или умении вести в вальсе – нет! Можно сказать, что Саша совершенно не умел танцевать. Но Яна прекрасно помнила, как торопились самые красивые девчонки к Саше, когда объявляли «белый танец». Слегка откинувшись на его раскрытые ладони, Яна закрыла глаза. Всё как раньше. Саша не переставляет свои «ходули», он плавно, в такт музыке, покачивает её на руках.

Лёгкая дымка воспоминаний рассеивалась, и Яна уже вполуха слушала запоздалые Сашкины признания. Когда она, восторженной и наивной девочкой, с замиранием сердца провела несколько минут в ночи с Сашей наедине, якобы слушая «вражеские голоса» и, робко отвечая на его насмешливые вопросы, ждала, сама не зная чего, тогда, именно тогда нужно было Саше говорить эти красивые слова. До двух часов ночи просидели они на старом диване возле светящегося зелёным светом первого советского радиоприёмника, и Саша даже словом не позволил себе лишнего. Был чрезмерно корректен и вежлив.

Ах, это потерянное лето после девятого класса! Все одноклассники гуляли, влюблялись, ходили в турпоходы с ночёвкой. Одна она всё лето нянчилась с новорождённой Иркой. Быть старшей в многодетной, без достатка семье – не иметь ни детства, ни личного времени и пространства.

Яна долго помнила эту ночь и щемящее чувство полёта; то ли влюблённость, то ли эйфорию, смешанную с удивлением – а зачем же Коротов приходил к ним ночью. Вроде сказал – к отчиму.

Расслабленно улыбаясь, Яна не заметила, не почувствовала как Сашины руки медленно поползли по спине, по пути расстёгивая пуговицы на блузке. Робкий поцелуй также не вывел её из кисейного облака воспоминаний. Мысли, как и ноги, шевелились вяло и отстранённо. Голова отяжелела, и она покорно прошлёпала с Сашей к Иркиной тахте; приятно вытянуться после долгого дня. Сашины ласки ничем не отличались от мужниных: не возбуждали и не мешали засыпать. Сашины слова всё медленнее и медленнее доходили до её сознания, но последняя фраза о том, что, если она не захочет, он её не тронет, прокрутилась ещё раз. Яну будто окатили ледяной водой. «Боже! Что я делаю?!» Она мгновенно протрезвела, отшвырнула Сашку – откуда силы взялись. Застёгивая дрожащими руками блузку, Яна мысленно посылала Ирке «sos». Пока Яна приводила себя в прежнее состояние и положение Сашка сидел на тахте, обхватив голову руками, окаменев и тупо уставившись в пол. Яна осторожно тронула его за плечо.

– Тебе не пора?

– Прости меня! Я стал совершенной скотиной, – бухнулся на колени Коротов.

– Ты бы не пил больше, – с горечью посоветовала Яна, – совсем. Вставай.

– Скажи, что простила, – обхватил её ноги Коротов.

– Бог мой! Ты ли это?! – смешалась, не понимая как вести себя Яна.

– Прости меня, – чуть не плакал Сашка.

– Да-да, конечно, хорошо, – промычала растерянная Яна. – Саш, встань с колен, пожалуйста…

– Скажи, что простила…

– Простила. Саша, я тебя прощаю. Встань. На сегодня хватит тебе пить…

– Я трезвый. Мне домой нельзя, – метнулся к столу Коротов.

– А пить можно, – едко усмехнулась Яна.

– Жизнь такая, – залпом осушил полный стакан Сашка.

– И давно? – не пыталась скрыть сарказм Яна.

– Какой я был дурак… зачем я позволил тебе уехать? Молчи! – горестно сетовал на удивление трезвым голосом Коротов, – ты хорошо живёшь с мужем?

– Нормально. «Вот уж кому о разводе не говорить ни в коем случае, так это старому поклоннику.. или бывшему, или старинному, тьфу ты ж». – А ты, я вижу, не радуешься своей семейной жизни?

Сашка опустил голову и голос его зазвучал глухо и злобно. Недоверчиво косясь на Коротова, Яна осторожно переставила стул спинкой к столу и села на самый край. Но Саша, не поднимая глаз и не путаясь в словах, жёстко продолжал свой монолог. Яна сочувственно ахала, не позволяя себе анализировать и сомневаться. Пусть на самом деле всё иначе, но это была его правда, его жизнь, его исповедь, и Яна искренне сопереживала.