Федор Ахмелюк - Сиреневое облако. Сны или явь: что выбираешь ты?

© Федор Ахмелюк, 2017

ISBN 978-5-4490-0854-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В который раз – в уши врывалось тусклое, надоедливое бренчание старого мобильника по утрам. Будильник был поставлен на шесть утра, хотя раньше восьми его обладатель вставать и не собирался. «Сладкие утренние грезы», пропиаренные еще в Серебряном веке, крутить можно было бесконечно. Но и работа не ждала. Поэтому – компромисс. Два часа на прокрутку снов. Без прокрутки не было никакого смысла. Звонок сдвигался каждый раз на двадцать минут вперед. Это было отработано до автоматизма.

Работа эта была располагающая к погружению в себя. Изрезанная оврагами – глубокими и узкими, широкими и пологими, затейливо ветвящимися, сухими и прячущими на дне ручьи и лужи, обросшими старыми тополями и кривыми, рахитичными американскими кленами, – равнина была усыпана деревянными домиками всех проектов, видов и сортов, лишь немногие из них были построены позже 1960 года. «Микрорайон» под затейливым названием Кувецкое Поле когда-то был самостоятельным селом. Селом нищим, расположенным под властью помещика. Полевая земля, плодородная, засевалась – репой, хлебами, а позже и картофелем. Неплодородная, не имеющая стратегического значения – сбывалась по дешевке местным крестьянам, а особо тяжкие случаи и вовсе выделялись даром. Кувецкое Поле стояло на переходе поля в пойменную зону речки Укметь, многокилометровые болота, заросшие рогозом и осокой, таящие в себе множество луж, ручейков и маленьких прудиков. «Переход» представлял из себя пологую равнину, иссеченную оврагами и вспученную холмами. И вот именно хождение по этому району и разбрасывание различной корреспонденции по почтовым ящикам и представляла из себя эта работа. Макс Сотовкин – великовозрастный разгильдяй двадцать седьмого года жизни – в свои почтенные лета не имел ни высшего образования, ни семьи, ни детей, ни автомобиля, а молча, глубоко зарывшись в себя, работал почтальоном. Со стороны казалось, ему не нужно вообще ничего от этой жизни.

В чем-то он, конечно, был прав. В телевизоре – Немцов, Украина, Немцов, санкции, Украина, Новороссия, всяческая тоскливая бытовуха. В интернете – все то же самое. Опухший от избытка бесполезной информации разум отказывался читать книги и смотреть кино. Вернее, не всегда отказывался – но львиную долю времени. Девушки не было. Вернее, как. Сложный вопрос. В общем, для всех Сотовкин был один. Для консервативно настроенной части общества – заблудшая овца, большой ребенок. Для людей более широкого мышления – просто волк-одиночка. Угрюмый, необщительный, Сотовкин, замотавшись в старую, рваную на локте куртку, мотался со своей набитой письмами и журналами сумкой по грязным, скачущим вверх-вниз, как блохи, улицам Кувецкого Поля. Заказные письма предпочитал не вручать – бросал в ящик извещение. Жители участка не так уж и возражали: многих днем все равно не было дома, а те, кто был, знали о феерической нелюдимости Сотовкина. И не обижались на то, что тот самоотстранялся от очередного нежелательного контакта.

Сотовкин жил с матерью в старом, потрепанном, еще дореволюционном частном домике под горой, на улице Электрификации, которая когда-то давно называлась Овражной, но поскольку в Серых Водах на момент присоединения села в 1951 году улица Овражная уже имелась, ее переименовали. Мартовская когда-то была Садовой – Садовая в Серых Водах тоже была, Теплая все до того же пятьдесят первого, ешь его раки, называлась Подгорная – тоже головная боль для городских властей, так как в старом центре города уже имелась своя Подгорная, а Красноземельная все-таки сохранила свое название – нет, коммунисты тут не при делах, просто улица стояла на участке откоса, где почва состояла главным образом из пустой, бесплодной, негодной для земледелия красной глины. Историю улиц Макс Сотовкин любил. Посещая по разным надобностям душные и пыльные, унылые кварталы кирпичной и блочной застройки, в родную гавань он плыл, точнее, несся со скоростью перепуганной щуки – как торпеда, раздвигая пыльные полотна городских шумов, запахи бензина и мокрого асфальта, влетал по широкой, причесанной Выездной в мягкий, пропахший мокрым черноземом плен Кувецкого Поля и не торопясь, с чувством глубокого упокоения, шествовал домой.

Годы шли, над Кувецким Полем все так же висело выцветшее небо, бледное и блеклое, как кабина старого ржавого ГАЗа-3307, стоявшего на углу Теплой и Рыбацкой, испарял прелые ароматы мокрый кувецкий псевдочернозем и болотные полосы внизу в овраге. Сотовкин замыкался все сильнее и крепче. Школа. Техникум. Армия. В армии немного раскрылся – без этого все же никак. И надо же было случиться такому парадоксу, что буквально вокруг Сотовкина жило столько хороших чуваков, проводящих время не с бутылевичем в подворотне, а за компьютером, книгой, тетрадью со стихами, альбомом с карикатурами и самодельным закосом под японские комиксы «манга». Юрка Каваев с Тополевой. Андрей Букарев с Луговой. Егор Ахмелюк с Теплой. Аркашка Сыч – жил в областном городе, но на лето приезжал гостить к деду, старику из Ивового переулка, из дома 5. Впрочем, Сотовкину помогло это мало.

После армии связи, возникшие между сослуживцами, начали постепенно рушиться. Сыч уехал жить в соседнюю Нижегородскую область, Каваев безвылазно сидел дома – до работы на почте Максу было затруднительно найти его дом, так как все дома на Тополевой были одинаковые, – Букарев все время шлялся где-то в центре, что-то там искал, куда-то устроился работать, снял квартиру в центре на Верхней Поляне и пропал из виду, Ахмелюк расстался с девушкой и вообще перестал выходить из дома. Ну, а Сотовкин…

С Сотовкиным все было понятно. Все больше и больше таких людей с каждым годом, которым «ничего не надо». На самом деле, Сотовкину было надо. Природная стеснительность и холодность не давали развернуться, а ошибки уже были, и были большие. В любом случае, Сотовкин не был авторитетом среди сверстников и не имел популярности среди девушек. Со временем Макс стал замечать, что все это ему вроде бы как и действительно не нужно, зачем? – если вокруг столько всего интересного!

Сероводская негосударственная газета «Луч» выходила по пятницам. Двенадцатистраничный еженедельник содержал статьи местных журналистов по злободневным и не очень поводам, немного объявлений, немного творчества местных творцов.