Дмитрий Ашаев - Неоцифрованное детство

С появлением видеомагнитофона появились и первые фильмы для взрослых. Папа откуда-то принес кассету. А так как появление каждой новой видеокассеты дома было событием, то и, несмотря на все приложенные родителями усилия, я о ней узнал. Мне было запрещено ее смотреть, и она была спрятана от меня. Конечно, я ее нашел. Это была 4-часовая кассета с тремя фильмами. Но смотреть я их не стал, побоялся, что узнают. Я подержал ее в руках, достал из черного бумажного защитного чехла и засунул обратно. После этого залез на шкаф и положил ее за старые чемоданы, туда, откуда взял.

Я не знаю, где сейчас эти старые вещи. Телевизор родители, кажется, отдали сестре, когда она вышла замуж. Эти вещи в какой-то момент просто исчезли из моей жизни, и их просто больше нет. Так бесследно куда-то пропал альбом с марками. Моя мама называла его кляссер. Это слово я слышал только от нее. Куда-то в небытие исчезла «бесценная» коллекции фантиков от жвачек и пивных пробок. Исчезли также, как исчезают куда-то старые игрушки.

Мама очень любила вязать. Она вязала крючком и на спицах. Различные салфетки украшали полки и телевизор в комнате. В маминой коллекции были разные крючки: от мелких, острых крючков для вывязывания салфеток до крючков, сделанных папой из алюминиевой проволоки. Также имелась коллекция спиц различной величины, на леске и отдельными спицами. С подшивкой журналов «Крестьянка» вместе лежали вырезки из «Burda Moden». Там же хранились перерисованные вязальные выкройки-схемы. Они напоминали первые примитивные компьютерные «рисунки», состоявшие из набора символов. Вязальные схемы были очень похожи на эти «рисунки». Черточки горизонтальные и вертикальные, чередовались с ноликами (или буквами «О») и буквами «К».

Я не раз помогал маме перемотать пряжу из магазинных мотков в клубки. От меня требовалось, продев запястья в моток, сидеть неподвижно. Наблюдать, как нитка очерчивает круги вокруг запястий, было интересно первые минут пять.

Детские психологи говорят, что существенным наказанием для детей является запрет двигаться какое-то время. В общем, вы поняли, мне было скучно, и было ощущение, что я наказан.

Во всей маминой вязке мне нравилось только изготовление помпонов. Это было похоже на фокус. Сперва накручивали нитки на плоскую круглую картонную заготовку, потом разрезали и связывали еще одной ниткой. Чик-чик, пара движений, и, вуаля, в руках уже пушистый шарик. Волшебство.

Папиной страстью же были автомобили. Он был автомобилистом до кончиков пальцев. Он любил машины. Он любил путешествовать на автомобиле. Папа испытывал почти детский восторг, глядя на подсвеченную приборную панель. Бывало, он просто включал дальний свет и смотрел, как на консоли загорается синяя лампочка-индикатор. Он охотно копался под капотом, настраивая брякавшие клапана. Его любовь к машинам была заразительной. Он читал журнал «За рулём». Я тоже очень любил этот журнал. Меня же в нём манили изображения машин отечественных и зарубежных, современных, старинных и, особенно, футуристических. Я выучил десятки марок, сотни моделей. Знал, как выглядели автомобили разных лет. Тексты я не читал, только названия марок и моделей. Более того, у нас дома откуда-то была готовальня, коробочка, обитая бархатом изнутри, в которой лежали разные циркули. При помощи разных циркулей и лекал я рисовал обтекаемые спортивные машины. Было очень круто, и совершенно не похоже на нашу машину.

Первая папина машина была «копейкой», автомобильной классикой – ВАЗ-2101. Она была почти моей сверстницей, немного младше. На ней еще стояли автомобильные черные номера с белыми цифрами и буквами, где регион скрывался в комбинации первых двух букв. Кажется, это были «2463 ахл», хотя в цифрах я не уверен. На его поздних машинах уже стояли международные номера с черными буквами на белом фоне, схожими по написанию с латинскими буквами, и цифровым кодом региона. Так что буква «л» на номере первой папиной машины была исторической. Больше она не встречалась ни на одном государственном номере.

Машина было алого цвета. Не красного или вишневого, а алого. В салоне не было ни наклеек, ни освежителей воздуха в виде ёлочек. Было только две вещи, ненавязчиво украшавшие салон: рукоятка рычага переключения передач из прозрачного желтого плексигласа с цветком внутри и алые шторки на заднем ветровом стекле, сшитые мамой. Тонировку было делать нельзя, а вот шторки были не запрещены.

В багажнике машины папа всегда возил набор инструментов, ручку-заводилку. Ремонтный комплект, к слову, входил в стандартную комплектацию автомобиля. Набор инструментов, который содержал не только набор рожковых, накидных гаечных ключей, но и храповый ключ, свечной ключ балонник и щуп, крепился ремнями к стенке багажника. Названия всех этих ключей я знаю от моего папы, чем до сих пор удивляю кого-нибудь из нашего круга друзей.

Еще в багажнике у папиной машины помимо обязательных вещей жили дополнительный ножной насос, вулканизатор с набором инструментов для полевого ремонта камеры, антиоткатные деревянные упоры и еще одна запасная камера. Одним словом, всё, чтобы починить, залатать, отремонтировать его ласточку, где угодно. Вернее, где случится.

Также там лежала катушка для спиннинга и набор блёсен. Рыбалка также была папиной любовью. Случались моменты, когда автомобиль мог удовлетворить обе его страсти одновременно.

Автомобиль в семье был больше, чем средство передвижения. Это был показатель благосостояния и возможностей. Ведь свободно купить автомобиль в советское время было трудно, если не невозможно. «Копейка» была приобретена через списки по месту работы.

Когда папа, следуя за своей тогдашней мечтой, Москвичом 2141, встал в новый список, «копейку» пришлось продать. В силу обстоятельств мечте не суждено было сбыться. Следующей машиной моего папы стала некомплектная «шестёрка» ВАЗ-21063, доставшаяся также по спискам. Папа решил не испытывать судьбу и сразу же согласился на оферту, не смотря на отсутствующее запасное колесо.

Бежевая шестёрка задержалась в нашей семье надолго. За свою жизнь она видела почти всё: от оторванных глушителя и брызговиков, до преодоления разлившейся реки вплавь на буксировочном тросу за грузовиком. Она несколько раз прошла путь от Белого до Черного моря, выхлебав сотни литров топлива разного качества.

У папы было правило, грязную машину в гараж ставить нельзя. Каждый раз перед тем, как загнать свою «ласточку» внутрь, он натирал ей бока. За гаражом для этих целей в землю была наполовину закопана бочка. Ведро и щетка также обрели свое постоянное место в багажнике автомобиля.

Гараж располагался очень далеко от дома, между железнодорожным вокзалом и объездной дорогой, в тупике секции «Березка», почти под проводами линии электропередач, где на восемь гаражей светил лишь один фонарь. Однажды в наш гаражный тупик пришла беда, вскрыли гараж бывшего мичмана Серёги, который после его вынужденного списания на берег нашел себя в кустарном ремонте машин. Это был светловолосый молодцеватый высокий мужчина, категоричный в своих суждениях. Разузнав подробности от Сереги, папа призадумался, сменил навесные замки на замки-шайбы и на этом успокоился. Когда на будущий год вскрыли гараж через один от папиного, он задумчиво сказал: