Дмитрий Ашаев - Неоцифрованное детство

© Дмитрий Ашаев, 2017

ISBN 978-5-4490-1080-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моим родителям…

Мои детство и отрочество пришлись на непростые и одновременно интересные времена. Несильно яркие в быту, в прямом смысле, но очень событийные. Всю историческую значимость происходившего и силу характера моих родителей я осознал только спустя годы. Об этом позднее.

Девять месяцев в году я был обычным городским мальчишкой. Я ходил в школу в синей школьной форме с серыми алюминиевыми пуговицами и ждал, когда наступят трёхмесячные, но такие короткие летние каникулы. Как и многие советские семьи, родители отправляли меня почти на всё лето в деревню к бабушке и дедушке.

Полное ярких открытий и событий лето в деревне было отдельной маленькой жизнью, прошедшее яркой жирной полосой в моей судьбе. Это было настоящее босоногое детство, с выгоревшими на солнце волосами, обгоревшим носом и содранными от падений с велосипеда локтями и коленями, но всегда наполненное приключениями.

Некоторые вещи в жизни я научился воспринимать через призму той житейской мудрости, простой и однозначной. Именно так жили люди на селе. По-настоящему. Я считаю, что мне в этом повезло.

Стоит также сказать, что сверстники моего поколения стали очевидцами смены целой эпохи, когда изменилось всё: общественно-политический строй, страна, уровень и ощущение свободы, порой граничившей с разнузданностью.

Формировалась новая идеология. Появились рыночные отношения. Сперва дикие, потом диковатые. Цена товара, раньше указанная прямо на нём или на упаковке, сначала исчезла совсем, затем перекочевала на ценники, которые на один и тот же товар могли розниться в разы в зависимости от элитарности магазина.

Продавалось всё, от импортных цветных телевизоров и двухкассетных магнитофонов со светомузыкой до окурков в банках. Стадионы и кинотеатры превратились в торговые ряды.

Я застал время больших перемен в сознательном, но не осознанном возрасте. Я не понимал того, что происходило вокруг. Уж тем более у меня не было ощущения, что уходит целый исторический пласт. Некоторые тонкости исторической каверзы до меня доходят до сих пор. Спустя более тридцати лет, и после прочтения многочисленных интервью и книг о том времени. Например, я помню события путча девяносто первого года, направленные на предотвращение распада СССР.

Эти события застали меня в деревне. Дедушка ворчал, что по телевизору постоянно показывают никому не интересный балет «Лебединое озеро». Бабушка, послушав заявление ГКЧП 1 1 ГКЧП – Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР. , сказала только одну вещь: «Пойду завтра в магазин, вдруг всё подешевеет!» Вот так просто. Никаких политических разговоров и лозунгов.

События в столицах не оказали никакого влияния на жизнь деревни, да и провинции, где жили родители. Люди на какое-то время притихли в неведении, что будет завтра. Но ждали перемен только в лучшую сторону.

Было откровенно трудно. Но сейчас в возрасте, когда мне в парикмахерской вместе со стрижкой уже предлагают заодно подровнять брови, я с большой теплотой и ностальгией вспоминаю то время. Мне хочется поделиться своими тогдашними ощущениями, которые безвозвратно утратились, завалившись в зазор между эпохами, как какая-то ватная палочка за стиральную машину. Тихо и незаметно.

С тех пор, как я себя помню, и до класса, наверное, восьмого моя семья жила в привокзальном районе, или как это у нас называют «на привокзалке», в маленькой двухкомнатной квартире «Хрущевке», панельной пятиэтажке. Такие в последнее время сносят и на их месте строят новые. Для этого процесса даже придумали красивое слово, которое я не буду называть. Ведь я не про это хочу рассказать. Окна квартиры выходили на тихий дворик, окруженный такими же серыми панельными коробками.

Я временами очень грущу по тому спокойному двору с большой песочницей, железной горкой и детским садиком «Полет». По тихим пожилым соседям, которых в будни не было слышно вообще. Только в самый праздник нового года сосед с четвертого этажа дядя Володя Преображенский традиционно палил в черное зимнее небо из стартового пистолета. Красная ракета улетала к замерзшим звездам, и мы с сестрой кричали «Ура!», дыша на стекло кухонного окна.

И жили мы там как раз в то непохожее ни на что время, когда колбасу и курицу можно было купить только по продовольственным талонам. Ее тогда даже не продавали, а «выкидывали» и, соответственно, «сметали» с прилавков. Новости о том, что где-то «выкинули», например, сосиски, разлетались по городу со скоростью звука. Очередь образовывалась моментально, даже посреди рабочего дня, и стояла до тех пор, пока не заканчивался товар. Иногда, вплоть до закрытия. Никому и дела не было до того, что магазин в пять часов должен был закрыться. А на следующий день на полках опять красовались только банки с салатом из морской капусты.

Каждый мой день рождения папа брал большой финский нож и делал на дверном косяке с левой стороны зарубки роста. Я вставал в дверную коробку, плотно прижав к дереву пятки, копчик и затылок и вытянувшись по струночке. Папа осторожным движением прикладывал нож к макушке и втыкал его в косяк.

– Отходи! – приказывал он резким, но не злым тоном и начинал расковыривать белую краску на дверной коробке. Рядом с получившейся зарубкой он выбивал возраст римской цифрой. Иногда ножом прижимало пару волосков, и выскакивая «из-под ножа», я едва слышно взвизгивал, когда они вырывались.

Правая сторона того же косяка была разрисована отметками роста моей сестры. Я не помню, кто из нас был «лидером», и рос быстрее.

В то время пацаны стайками бегали по двору, а девочки прыгали в резиночку. «Пе-ше-хо-ды. Точка. Бу-ра-ти-но. Точка». Казалось, родители не сильно и следили за детьми. Может быть, не страшно было отпускать. Мы гуляли с друзьями в садике «Полет», игрались в песке, прыгали через закопанные окрашенные покрышки. Чуть повзрослев, мы заползали на крышу веранд все в том же детском садике, или словно канатоходцы ходили по ограждению.

Мы знали всех соседей по подъезду. В какой-то степени это было необходимостью. У нас не было телефона. В нашем подъезде телефоны были в пяти квартирах. В основном у ветеранов Великой отечественной войны. Мы с сестрой ходили звонить к бабе Нине и тёте Шуре через лестничную площадку. Она охотно нас пускала. Звонили мы чаще всего маме на работу. В те времена телефоны были дисковыми, а номера состояли из пяти цифр. Не как сейчас от кода страны и кода города. Может быть, поэтому телефонные номера легко запоминались.