Виктор Минаков - Калейдоскоп. Рассказы, фельетоны, миниатюры

– Спокойно, старик, – чуть улыбнулся мне побледневший товарищ. – Спокойно. Наблюдай. Смотри, какие это натуры…

Он с деланной невозмутимостью отхлебывал остывший напиток, но руки у него нервно подрагивали.

Я не люблю скандальных историй, не одобрял действия сослуживца, но буфетчица удивляла все больше и больше. Что ей те три копейки, да еще в такой ситуации?! Она гребет втрое с каждого, а вот, поди же! Жадность и глупость не знают границ!

Торговля, конечно же, прекратилась. Из-за прилавка неслись уже грязные, оскорбительные слова. Буфетчица, казалось, вот-вот выскочит к нам и начнет выдирать три копейки из пиджака Брагина прямо с карманом.

Народ в кафе молча и серьезно следил за происходящим, и я заметил, что в нашу сторону смотрят уже по-другому: с возрастающим интересом и вовсе без неприязни.

Как бы ни растягивал Коля время, пирожное и кофе закончились. Он вытер платком свои губы, отнес нашу посуду на мойку и, резко вдруг повернувшись, пошел со строгим лицом на буфетчицу. Та испуганно замолчала.

Коля, при общем внимании, вытащил из кармана тот самый гривенник и звонко щелкнул им по прилавку. Затем он опять слазил в карман и положил на гривенник рубль. Наш последний командировочный рубль!

– За концерт! – торжественно объявил он и двинул к буфетчице деньги.

Из кафе Брагин вышел героем. Ему даже кто-то зааплодировал.

Домой мы тоже добирались достойно.

– Шеф, – сказал Николай на стоянке таксисту, – у нас с собой – ни копейки. Так получилось. Мы с тобой рассчитаемся в городе. Я отвечаю!

Шофер взглянул пытливо в глаза Брагина, согласно кивнул и включил зажигание.

Баня под номером шесть считается лучшей среди городских любителей «легкого пара», и не только потому, что расположена она в старом микрорайоне, население которого не избаловано удобствами ванн и душей в домах. Имелись и другие причины.

О великой популярности бани я узнал от своего соседа, дяди Миши, когда оказался с ним в одной очереди, ожидавшей молочную бочку. Было холодно, бочка что-то задерживалась, и дядя Миша скрашивал тоскливое ожидание, увлекательно импровизируя на банную тему, повод для чего дал я сам своим простудным покашливанием.

– Разок – другой сходи и будешь как новенький, – авторитетно заверил он. – Банька что надо, не хуже, чем у москвичей Сандуны… Могу составить компанию…

На пронизывающем, колючем ветру картины, создаваемые передрогшим рассказчиком, воспринимались с особым участием, дополнялись собственной фантазией, и, хотя меня вполне устраивала домашняя ванна, я охотно принял его предложение.

Уже на другой день, в воскресенье, мы бодро шагали по тихим ухабистым улочкам пережившего свой век микрорайона. Я шел молча, разглядывая ветхие, заметно осевшие деревянные домики. Дядя Миша продолжал восторгаться предстоящим мероприятием, суетился, а один раз даже вытащил из хозяйственной сумки березовый веник и любовно потряс им, будто примеряясь к чему-то.

Однако, чем ближе подходили мы к бане, тем сдержаннее становился мой спутник. Потом замолчал он совсем, и раза два я ловил на себе его какой-то озабоченный взгляд.

– Ты чего, дядя Миш?..

– Понимаешь, – помялся он, – ты там, того… Не удивляйся очень. Потерпи, если не так что, ладно?

Я не совсем понял эту тираду, но согласно кивнул и прошел в здание.

Взяв билеты, мы поднялись на второй этаж в мужское отделение. На последней ступеньке я остановился, чтобы перевести дух, глубоко вздохнул и… оторопел: это был не воздух, а какая-то адская смесь табачного дыма с водочным перегаром. Глаза мои заслезились, в горле першило. Судорожно, по-рыбьи раскрывая рот, я обернулся растерянно к своему спутнику и начал пятиться. Но дядя Миша, очевидно, предвидевший это, перекрыл путь назад и начал вталкивать меня в помещение, ласково успокаивая:

– Ничего, ничего. Счас обойдется. Впервой-то завсегда так… Ничего…

И я вошел. По головам потных, раскрасневшихся мужиков, путаясь в волосах, ползают облака сизого дыма. Окна закрыты. Вентиляции нет. Духота. Все почти курят. Причем закуривают, словно выполняя строгую повинность, сразу же, едва поднявшись сюда, хотя перед ними, на каждой половинке двустворчатой двери висят пожелтевшие от времени и никотина таблички с надписью: «Курить и распивать спиртные напитки запрещается!» В углу помещения группа уже вымывшихся людей дружно сдвигает стаканы: «Ну, будем!..» Укоризненно смотрит на бесцеремонных мужчин утомленная гардеробщица.

– Брось соску-то, имей же совесть, – не выдерживает она, обращаясь к излишне полному, похожему на самовар мужчине.

Бесполезно. Ни он, ни другие не реагируют. «Самовар» протягивает гардеробщице пальто, продолжая невозмутимо дымить в лицо пожилой женщине. Затем, не спеша, с выражением собственного достоинства отходит, перекатив языком сигарету из одного угла губ в другой. Неожиданно он замечает в толпе своего знакомого и раскатисто басит:

– Шамиль, привет! Уже уходишь? А что по трезвому?

– Да так, обстоятельства, – оправдывается Шамиль. – А ты затоварился?

– А как же! Святое дело, – толстяк тянет из сумки за горлышко бутылку водки. – Плеснуть малость?..

Шамиль явно борется с собой:

– Не могу, понимаешь, с сыном я здесь, внизу жена ждет.

И он кричит, пытаясь разглядеть в дымовой завесе сына:

– Ринат! Ты где?..

– Мужики, кончай курить! – неожиданно выкрикнул стоявший рядом со мной молодой человек, но его призыв утонул в общем гаме.

Парень кинулся было за помощью к банщику, зацепив второпях пустые бутылки, не уместившиеся под его столом. Перепуганный их звоном, банщик быстро ныряет под стол, встревожено осматривает свою традиционную добычу и, успокоившись, говорит:

– Вы уж, ребята, сами там как-нибудь…

Интересно устроен все-таки человек. Одно и то же событие каждый воспринимает по-своему. На меня увиденное здесь произвело такое сильное впечатление, что всю остальную банную процедуру я выполнял как под гипнозом, послушно следуя указаниям своего бывалого соседа. Дяде Мише это же самое казалось несущественным, вроде неизбежных издержек в любом производстве. Он просто игнорировал их.

Когда мы вышли из бани, он, все еще находясь во власти приятных ощущений, румяный, улыбающийся, добродушный, довольно спросил:

– Как банька-то, а?..

Я ответил явно невпопад его настроению:

– Все, дядя Миша! Сюда, как говорится, больше я не ходок!

И стараясь не обидеть ни его, ни других настоящих любителей парной русской бани, я, в мягких насколько мог выражениях, высказал все, что думал об этом заведении.

Много лет прошло с того времени. Говорят, что теперь в этой бане все по-иному. Будто воздух в ней стал самый лечебный, а люди – сплошная культура. Обращаются друг к другу только на Вы и уступают очередь к кранам.