Виктор Минаков - Калейдоскоп. Рассказы, фельетоны, миниатюры

Слухам я больше не верю, а сходить самому – ни за что! Боюсь снова попасться впросак.

Кашель же свой я лечу теперь другим способом.

Время – к вечеру. Скоро конец рабочего дня, скоро двинутся к остановкам потоки людей. Пока же в просторном салоне трамвая почти пусто. Пассажиры молча застыли на мягких сиденьях и безучастно смотрят в мутные окна. Каждый занят своими мыслями.

На колхозном рынке народу в трамвае прибавилось, прокатилась волна оживления, но она вскоре угасла: внимание пассажиров переключилось на двух девочек лет десяти-двенадцати, в ярких спортивных курточках, джинсах. Пробив билеты, девочки встали у кабины водителя и весело защебетали о своих школьных проблемах. Затем, видимо, поддавшись общему унынию, смолкли. Одна достала из ранца газетный кулек с семечками, и обе занялись этим сомнительным лакомством, шелуху сплевывали на пол. Ветер, врываясь на остановках в раскрытые двери, подхватывал ее и гонял по вагону.

– Аккуратней, пожалуйста! – брезгливо сморщилась пожилая женщина на первом сидении и стряхнула с коленей кожуру.

Девочка, стоявшая рядом, повернулась к говорившей спиной и продолжала свое занятие.

– Не только аккуратней, а совсем прекратить надо! Безобразие настоящее! – резко сказал тоже не молодой мужчина, давно сверливший сердитыми глазами лица невоспитанных школьниц. – Это же трамвай, а не улица! Общественное место! За это высадить следует!

Девочки испуганно переглянулись, и кулек куда-то исчез. С минуту ехали молча.

– И чего набросился на детишек?! – с вызовом, будто закипая, вдруг спрашивает женщина в большом мохнатом платке. – Чо они такого делают? Не домой к тебе, чать, пришли! Иль тебе больше всех надо?!.. Себе-то под ноги глянь: каку кучу налузгал!..

– Да вы что?! – задохнулся от возмущения мужчина, непроизвольна заглядывая под скамейку. Там, действительно была куча подсолнечной шелухи. – Да это я что ли?!.. Да как вы…

– А кто же? Ты там сидишь, – ехидно перебила его мохнатая шаль, и тут же миролюбиво добавила, – Ну, ладно, ладно. Охолонь. Не ты, так не ты… Если и ты – не беда: все счас грызут…

– Вот и плохо, – говорит женщина с первого сидения, – превратили трамвай в мусорник.

– Что поделать? – вздыхает другая. – В привычку вошло: как в трамвай, так за семечки. Раньше хоть таблички висели: курить, мол, и сорить нельзя. А теперь?.. И их поснимали, и этот молчит, – она показала рукой на кабину водителя. – Даже названия остановок не объявляет.

– Так сняли-то почему? – пытается разъяснить кто-то сзади. – Стыдно, наверно, о таких вещах писать. Культурнее, небось, стали.

Девочки внимательно слушали спорящих. Симпатии их были, конечно, на стороне заступившейся за них женщины. Возмущения сердитого дяди они просто не понимали. Грызть семечки в трамвае они, конечно, больше не будут, но почему этого делать нельзя, им пока не совсем ясно. Тетя-то вон как за них раскричалась…

Спор, между тем, угасал. Уже вышли женщины с первых сидений. Через остановку поднялся и пошел к выходу мужчина, так больше и не вступивший в разговор. Дождался, когда откроется дверь, и молча сошел с трамвая. Когда вышла женщина в мохнатом платке, и где вышли девочки, никто не обратил внимания. В трамвае уже были новые пассажиры.

С выходом на пенсию Казимир Матвеевич Керамзитов неожиданно увлекся изучением медицины. «Не потому, что не доверяю врачам, – объяснял он знакомым, – нет, а чтобы реже с ними встречаться. Для профилактики, так сказать, возраста».

Самокритично установив, что для научной литературы его знаний явно не хватает, он ограничился популярными источниками, добросовестно выполняя их разнообразные советы и рекомендации.

Прочитав на двери подъезда объявление о лекции с медицинским уклоном, которую наметил провести ЖЭК «согласно плану работы с населением по месту жительства», Казимир Матвеевич пришел на агитплощадку микрорайона первым. Помог установить стол, сходил с графином за кипяченой водой и, чтобы ускорить начало, привел из ближайшего сквера группу кряхтящих «козлятников».

Работница ЖЭКа, ответственная за мероприятие, возвещая его открытие, постучала стаканом о графин и представила лектора.

Средних лет, модно одетая женщина сразу же овладела вниманием собравшихся.

– В наш век, век бурного развития техники, – ровным, приятным голосом говорила она, прохаживаясь перед слушателями, – человечество, пользуясь плодами цивилизации, вместе с тем ощущает неудобства от ряда сопутствующих техническому прогрессу нежелательных, а подчас и вредных факторов.

Перечислив и кратко охарактеризовав каждый из этих факторов, лектор подробнее остановилась на шуме как «широко распространенном, но далеко не безобидном явлении». На впечатляющих примерах она показала, как реагирует живой организм на повышенный уровень шума. Даже цветы погибают, говорила она, если их поместить в слишком шумное место. Особенно разрушительно действует шум на нервную систему человека.

Она напомнила слушателям о запрете на звуковые сигналы, когда-то издаваемые предприятиями и транспортом, о введении государственных норм на допустимый уровень шума на производстве. Такие сложные понятия, как акустическое сопротивление, звуковое давление, децибелы, необходимые для глубокого раскрытия темы, лектор объясняла очень доходчиво. Ее слушали внимательно, с интересом. То, о чем говорила она, касалось всех присутствующих.

– Вот мы с вами сейчас находимся в уютном уголке, огороженном жилыми зданиями, кронами деревьев, – голос лектора зазвучал с легкой патетикой. – Шум оживленной магистрали, расположенной неподалеку здесь совершенно не слышен. Изменение планировки городских кварталов обходится очень недешево, но нет ничего ценнее здоровья человека, и здесь уже не приходится считаться ни с какими затратами.

Поблагодарив слушателей за внимание и переждав довольно дружные аплодисменты, лектор, взглянув на часы, спросила: будут ли вопросы.

– Можно мне? – поднялся Керамзитов. – Вот вы говорите о каких-то затратах. Дескать, большие они. А зачем мне о них, если в нашем подъезде один только Вовка такой шум устраивает, хоть убегай куда-нибудь. Как заведет с утра свою музыку, так и до вечера. На всю ее громкость.

– Хорошо, хорошо, товарищ, все ясно, – остановила его лектор. – Действительно, факты, о которых вы говорите, еще встречаются в нашей жизни. Но согласитесь, что вы неправомочно упрощаете проблему, сводя ее к поведению, извините, какого-то Вовки.

– Ничего я не упрощаю, – стоял на своем Керамзитов. – Все цифры сразу выметаются из головы, когда Вовка заводит свою музыку. Для меня это самая главная болячка. если мы говорим про здоровье. Главнее нет.