Виктор Минаков - Дом невезения. Рассказы и фельетоны

– А потом? – спросил Петин, лежа на койке. – Протрезвел?

У нас уже намечалась традиция, ритуал, проведения таких послеужинных откровений. Рассказчик обычно садится к столам, сдвинутым в центре класса, и, как бы беседует только с одним, подсевшим туда же послушать, но слушают все. Они, большей частью, развалились на койках и готовы уснуть, если скучно, но в дни, когда слово брал Семин, рано не засыпали.

– Потом?.. – повторил он вопрос. – Потом я стал думать.. Почему так случилось?.. Почему сестра, работая в таком ответственном месте, в вену не может попасть? Почему врачу не сказала о своем промахе? Почему ее не спросили? Почему мои документы в поликлинику не отправили? Я ведь три дня ждал уролога… И, знаете, – не хорошие выводы! Что-то в медицине у нас не срабатывает, что-то не так, как хотелось бы.

– Да-а, – протянул Петин. – Врачи у нас – не того… Платят им мало, может, поэтому?..

– А тут еще цены…

Разговор перекинулся на экономику. Поговорили о низком уровне жизни, дороговизне продуктов, искали того, кто виноват, не нашли. Выходило, что сами. Вконец запутавшись в этих дебрях, замолчали.

– И ты так просто все это оставил? – прогудел вдруг тренированный голос снабженца, возвращая всех к казусу с Семиным. – Я бы им душу всю вывернул наизнанку – такие опыты вытворяли над человеком!.. Радиацией накачали! Ты как с женой-то после того? Тебя они, часом, не заразили?

– Нет, нет, – торопливо откликнулся Семин. – Обошлось. Все в порядке, не заразили… Это в другой раз чуть было не было… Хорошо, что напомнил… Не поздно еще? А то расскажу…

– Рассказывай! – прозвучало сразу несколько голосов, и Семин начал:

– Попал я как-то под дождь и простудился. Боль в горле, кашель, насморк. Короче, все признаки простуды, кроме температуры. В этом и есть коварная подлость болезней: маскируются, задают такие загадки, на которых наши врачи и срезаются… Температуры нет, а я даже стоять не могу: слабость, голова кружится. Давай, говорю теще, звони в поликлинику, вызывай на дом врача… Приходит. Как сейчас ее вижу: молоденькая, худенькая, вежливая. Разулась в прихожей. Говорит, что она теперь наш участковый терапевт. Они у нас почти каждый квартал сменялись… Я выложил ей свои жалобы. Она прослушала меня, помяла живот, спрашивает про температуру. Нет ее, говорю. Она смотрит на меня, вздыхает и говорит:

– Что-то у вас есть, но без температуры я больничный выписать не могу.

– А вы мне дайте на сегодня только освобождение, по справке, – советую ей – дело было в пятницу, – субботу и воскресенье я отлежусь, попью чего надо, может, пройдет.

– Понимаете, – говорит здесь она, – по симптомам, которые мы наблюдаем, так могут начинаться любые болезни: грипп, гастриты, колиты и даже инфекционный гепатит. У вас, вон, белки с желтоватым отливом.

– А это не от обоев? – спрашиваю: в моей комнате обои были лимонного цвета.

– Возможно, – не возражает она, и опять за свое, – а вдруг не от них?.. Надо исключить самое опасное… Сделаем так: я напишу направление в провизорное отделение, вас там быстро обследуют, возьмут анализы, установят диагноз… И вы, и я будем спокойны… Поймите меня правильно, – добавляет она, – впереди два выходных дня, и если мы допустим ошибку, подвергнем опасности ваших близких… Лучше перестраховаться, чем недостраховаться.

Я понял все правильно, только спросил:

– А я не заражусь в этой больнице? Вдруг я здоров, в смысле гепатита?

Она посмотрела на меня так укоризненно, что мне стало стыдно. Говорит по слогам:

– Вы же поступаете в про-ви-зор-но-е отделение!

Я не знал, что такое провизорное отделение, но, по ее акценту на этом слове, понял: это что-то мудрое, значительное в медицинской системе и сомневаться, действительно, глупо.

Я сказал, что согласен, и она ушла, говорит в дверях, что теперь она успокоилась.

Я стал потихоньку собираться, чтобы ехать в больницу. Пока раздумывал, в чем ехать, да чего с собой брать, в дверь позвонили.

Открываю, стоят три могучие бабы, все в синих халатах. У одной – ведро какое-то, аппаратура, как деревья опрыскивают. В квартире сразу – запах лизола, я его еще с холеры запомнил.

– Где больной? – спрашивает та, что с ведром, и командует. – Быстро: постель, личные вещи больного! Самого срочно в машину!

И готовит свой аппарат к действию. Две другие двинулись в комнату.

Я уже понял, что будет дальше, руки расставил, перекрыл им дорогу, пробую объяснить:

– Погодите! Послушайте! Нет здесь никакого больного! Это недоразумение!… Посмотри-те, что врач написал в направление!

Меня стараются сдвинуть, но я держусь, уперся в косяк. Тогда та, что с ведром, спрашивает:

– Вы кем работаете?

Я ответил.

– Так вот. Вы знайте свою работу, а мы знаем свою. Не мешайте нам, а то милицию вызовем!

Я им опять:

– Или вы меня выслушаете, или я вас отсюда повытолкаю! Увидите, какой я больной!

Проняло. Стали немного потише. Я им рассказываю о разговоре с врачем, а они мне свою бумагу суют. В ней четко написано – госпитализировать заразного больного. Моя фамилия, адрес.

– Ошибка! – я чуть не реву, а они стоят на своем.

Потом стали искать выход из положения. С ведром которая – она, видимо, старшая, – говорит:

– Вы сейчас спускайтесь в машину – вам все равно ехать надо, мы подвезем. А нам дайте что-нибудь из вещей, одеялку какую-нибудь, мы ее возьмем в обработку, а жена потом заберет.

Я понял – это им нужно, чтобы дело закрыть, для отчета. Предложение, вроде, разумное в такой ситуации. Теща достала им старое одеяло, и мы вместе пошли вниз.

Машина была с красным крестом, но не «Скорая помощь», не белая, а какая-то темная. Когда соседка у нас умерла, ее на такой в морг увозили.

В машине они снова – сухие, официальные. Я опять уже боюсь их, не верю, спрашиваю, туда ли меня везут, что такое провизорное отделение. «Узнаешь, – отвечают, – на месте!»

Подвезли к приемному отделению инфекционной больницы, той, что за городом, ее тогда год, как открыли. Врач там, мужчина в годах, осмотрел меня и сказал, что инфекционное заболевание маловероятно, но все же велел переодеваться в больничное. Мешок для домашних вещей мне дает и пишет направление в отделение.

– Лучше пере…, чем недо…, – повторил он слова терапевта, это у них, как я понял, в виде формулы действия, – Сейчас, – говорит, – вспышка болезни Боткина. Чем раньше ее обнаружишь, тем лучше.

– А когда установят точный диагноз? – спрашиваю его.

– В течение недели. Дней через пять – семь все будет ясно.

Вот те раз, думаю, вот так быстренько! На мои опасенческие вопросы врач ответил:

– Заражение здесь исключено: мойте почаще руки, а где поместить – решат в отделении.

– Если мытье рук – гарантия от инфекций, – говорю я, – можете отпускать меня сразу! Не было случая, чтобы я позабыл вымыть руки.