Мария Фомальгаут - Бесхозные Лондоны

Другие трехмерные хлопочут, показывают на вошедшего, сигналят нечту:

– Главный.

Нечто не понимает, что значит, – главный, нечто само себе главное.

Ну, главный так главный.

Главный говорит.

Нечто слушает. Нет, не то, что говорит трехмерный, а самого трехмерного слушает.

Что-то не так.

Что-то…

Что-то…

Нечто отскакивает, обожженное нестерпимой болью, – нечто и не знало, что трехмерные могут быть такими… такими… Нечто не хочет видеть, а никуда не денешься, смотрит и видит сожженные останки, обугленные остовы, обломки, обрывки, землю, пропитанную красным, соленым, что должно быть внутри, внутри мускульных мешков, но никак не снаружи…

Нечто хочет спросить, зачем так – не спрашивает.

Нечто хочет спросить, зачем трехмерному весь мир – и свой, и чужой.

Не спрашивает.

Нечто отскакивает, шипит, сигналит – уходи, уходи.

Трехмерный сопротивляется, трехмерный не уходит, трехмерный хочет себе все восемь измерений, трехмерный…

Нечто обжигает трехмерного – больно, сильно, отскакивает, проваливается в хитросплетение координат, обожженное чужой болью.

Нечто ждет.

Подходит время, когда пора открывать портал.

Никто не пришел.

Никого нет.

Нечто не понимает – почему никого нет, обещали же, договаривались же, звали нечто, нечто так старалось, придумывало вокзал…

А никого нет.

Нечто вытягивается по координатам, зовет кого-то в пустоте – беззвучно, безмолвно…

…никого нет.

Нечто прислушивается.

Настораживается.

Что-то происходит там, наверху.

Небо гудит.

Что-то происходит, там, рядом, совсем близко, небо с грохотом раскалывается, осколки падают на землю, на крышу вокзала…

…было почти полностью разрушено в результате американской бомбардировки…

…пространства смещаются, пространства рушатся одно на другое, дрожат, замирают в мимолетном равновесии, которое может рассыпаться в любой момент.

Нечто отползает – обожженное, израненное, испуганное, отступает в темноту.

– Зачем вы бомбили оперу?

Командир летчиков откашливается:

– Оставим эти игры… мы же с вами оба знаем… никакая это не опера…

Вода.

Там.

В трех координатах.

Падает с неба.

Существо.

Тоже там.

Тоже в трех координатах.

Существо прячется от дождя. Здесь. Среди камней вокзала. Нечто спрашивает себя, почему трехмерный прячется от воды с неба, вода же, любят же трехмерные воду.

А вот прячется.

Здесь.

На вокзале.

Подходит к искалеченному пространству – близко-близко.

Нечто кидается прогнать трехмерного – поздно, поздно, измерения захлебываются сами в себе, захлестываются на трехмерном…

Нечто вспоминает, как нужно сжимать мясной мешок – поздно, поздно, нет уже никакого мешка, ничего нет, обожженные обрывки на полу…

– Вы хоть понимаете значение этого портала?

– Очень даже понимаем… и что с этим порталом мы полгорода не досчитаемся, тоже понимаем… троих уже там нашли… одни кости обожженные…

– Может, они туда зашли, сделали что-то неправильно?

– А вы, может, знаете, как правильно? Может, сами туда и зайдете?

Он смотрит на этих людей, недоверчивых, испуганных, им только волю дай, разнесут вокзал к ядреной фене…

Кивает:

– И войду.

Американцы почти полностью разрушили здание Оперы, и знаете, что они предложили в качестве компенсации? Ни за что не догадаетесь…

– Деньги?

– Мимо!

– Оперу отстроить?

– Не-е-т… Ни за что не угадаете. Они предложили построить на месте Оперы первый в Вене Макдональдс.

– Вы это серьезно?

– Да быть того не может…

– …а вот может… на что комендант Вены, маршал Конев, ответил… нет, тут женщины в группе, я при женщинах не скажу…

Шаги.

Там.

У входа.

Нечто смотрит напротив, видит мышечные мешки, наполненные кровью, чует электромагнитное поле, понимает:

Трехмерный.

Нечто бросается наперерез, но трехмерное существо замирает в зале.

Существо.

Нечто смотрит на трехмерного.

Спрашивает, как его зовут.

Его.

Трехмерного напротив.

Трехмерный отвечает.

Нечто спрашивает, что означает его имя. Так у трехмерных заведено, имя дается по имени какого-нибудь зверя или птицы, или по какой-то работе, или еще как.

Трехмерный рассказывает. Это в честь зверя ему дали имя. Зверь такой с четырьмя ногами, трехмерные ему на спину сядут и едут, а он по земле бежит – тык-тык, тык-тык, тык-тык, а потом визжит – и-и-и-и-и-и-и!

Вот такое у него имя.

Трехмерный спрашивает, можно ли войти.

Нечто не соглашается, нечто не позволяет, нечто объясняет – вокзал-то искалечили, измерения сами в себе запутались, только тронь, рухнут оба мира, рассыплются в прах…

Трехмерный спрашивает, а вот если починить как-нибудь?

Нечто думает. Нечто давно думает, как починить, только нечто не знает.

Трехмерный утешает, ничего-ничего, что-нибудь придумаем.

– …и не вздумайте даже ничего там трогать… хотите, чтобы весь мир к черту полетел?

Люди смотрят на человека, который побывал там, люди думают, да точно ли это человек, а то придет оттуда что-нибудь под видом человека, приблизится к людям, вопьется смертоносным жалом…

– То есть, вы предлагаете восстановить…

– …знать бы еще, как восстановить… короче, не подпускайте туда никого, чтобы и духу людей там не было…

– Охрану поставить?

– Ну да, или… стойте-стойте, лучше бы припугнуть народ, чтобы туда не ходили… вот что… скажете, что бомба там лежит… нет, не лежит, если лежит, так спросят, чего не уберете… вот что, бомба в куполе повисла… тогда точно на километр никто не подойдет…

Нечто вздрагивает.

В зал входят трехмерные, что-то давно их не было, а вот пришли.

Нечто бросается наперерез, шипит, фыркает, больно жалит ауры вошедших, всем своим видом показывает – сюда нельзя, нельзя, нельзя…

Идущий первым выставляет вперед ладони, знаем, знаем, нельзя, мы пришли всё исправить…

Нечто боится.

Трехмерные тоже боятся. Бережно-бережно касаются искалеченного пространства, бережно-бережно поворачивают координаты, нечто помогает, нечто хлопочет, нечто волнуется…

…пространство вырывается из рук, извивается, взбрыкивает, готовое схлопнуться в ничто…

…из пустоты, из хитросплетения пространств появляется трехмерный, нет, уже пятимерный, имя у него всё тоже, означает – нет-ничего.

Перехватывает пространство.

Выпрямляет, выгибает, складывает безумной головоломкой…

Измерения успокаиваются.

Трехмерные еще не понимают, что случилось, только догадываются – переводят дух.

Нечто успокаивается.

Оборачивается, хочет поблагодарить этого, у которого…

…этого нет.

Он стал тем, что значило его имя – нет-ничего.

Вечереет.

Это хорошо, что вечереет, портал только ночью открывается.