Сергей Шведов - Похороны Деда Мороза

Они поднялись в один из длинных тяжелых, как массивные стены крепости, белых домов за стройкой, стоявший почти на отшибе, потонувший в осенней жиже, как и все тут вокруг. Он тихо поднялся за ней, следуя наугад в темноте, лампочки на лестнице были разбиты. Мелькнула странная мысль, что Рагим, от которого остерегал его накануне на рынке Новруз, и ждет его сразу за дверью, но ничего не случилось. Она отперла ключом железную дверь без номера, обитую дерматином, и оглянулась на Азамата, стоявшего на лестницу сзади.

– Ты меня не боишься? – спросил он на всякий случай, наслышанный про женские провокации.

– Если б боялась, то даже не подошла, – усмехнулась она, оглядывая оробевшего юношу. – Ты ведь приехал недавно, так?

– Откуда ты знаешь? – еще спросил Азамат.

– Сорока на хвосте принесла, – прозвучал нелепый ответ.

Она скосила глаза ему на ноги, и сам Азамат увидел, что с них стекает зловонная жижа, по колено в которой он только что шел в коллекторе. Ему стало стыдно.

– Как тебя зовут? – спросил он девушку, которая при ярком свете ламп из прихожей казалась еще красивее, чем в темноте.

– Ева, – коротко ответила она и распахнула дверь перед ним. – Идем, или ты на весь дом провоняешь.

Он вошел. Дверь с лязгом за ним захлопнулась, и Азамат на мгновение испугался, решив, что попал в очередную ловушку. Но девушка смотрела не него внимательно и настороженно, словно ожидала в гости его, и парень невольно расслабился под ее взглядом, озираясь по сторонам. Стены вокруг были обиты деревом, над головой вместо вешалки висели рога. Тусклый свет сочился из затененных абажурами люстр в прихожей и в комнате, и висел едва уловимый запах старинной мебели, вроде того, что знаком был с детства ему самому, и под действием этого почти родного, столь привычного духа Азамат невольно прислонился к стене и закрыл на мгновенье глаза. А когда открыл, увидел, что девушки уже не было рядом.

– Иди, раздевайся и мойся, иначе я тебя не пущу, – услышал он голос ее из глубин квартиры. – Тебя как хоть зовут?

– Азамат, – ответил негромко парень. – А чей это дом?

– Отца. Тебе это важно? – выглянула она из-за двери в комнату.

– А где он?

– В командировке, – так же равнодушно сказала она, нырнув снова в комнату. – Будет через неделю. Так ты идешь отмываться, или мне тебя за руку отвести?

Ему опять показалось, что он снова дома, так похожи были ее слова на голос матери Азамата, и он испугался, что это она и есть.

– Сколько у меня времени? – спросил он еще неуверенней.

– Зачем тебе это знать? – прозвучал новый ответ, и парень в недоумении, словно магнитом притянутый, вошел в комнату.

Она сидела за столом и смотрела что-то в компьютере. Комната напоминала рабочий кабинет и была почти пуста, с креслом, стульями и большим телевизором на стене. Как будто в ней никто никогда и не жил.

– Ты не боишься…, – начал было он сам собой разумеющийся вопрос и осекся.

– Нет, не боюсь. Если что, у меня разряд по карате и кун-фу, а на входе сидит охранник.

– Я не заметил.

– Зато он тебя заметил. Уже позвонил мне снизу, пока ты мялся в дверях.

Она посмотрела на грязного, залепленного вонючей жижей парня в дверях и крикнула неожиданно громко.

– Марш мыться, живо! Сколько тебе говорить!

Прежде, чем отправиться прочь по взмаху ее руки в сторону по коридору, Азамат задержался на миг и спросил:

– А где твоя мама?

– Азамат, – сказала строго она, словно учительница в младших классах, не отрывая глаз от экрана компьютера. – Не задавай лишних вопросов. Или я закричу.

Азамат все понял и молча пошел в ванную. Она была большая, просторная, светлая, отделанная новой плиткой, с никелированными блестящими кранами и трубами, возникавшими словно ниоткуда из стен. Он закрыл на защелку дверь, разделся догола и пустил воду. Долго стоял перед ванной, слушая шум воды и глядя на хлеставшие струи из крана в облаке пара. За спиной его на двери было зеркало во весь рост, он оглянулся назад и удивился, увидев свое чумазое, вымазанное в зеленой жиже лицо, делавшее его непохожим на себя самого. Окинул в высоком зеркале взглядом мускулистую худую фигуру, напряг бицепсы, словно проверяя, осталось ли у него хоть что-то с собой из дома, и полез под летевшие брызги.

Он опустился в обжигавшую с непривычки воду, погружаясь в стремительно наливавшуюся ванну, закрыть слив которой поворотом кнопки он догадался с трудом, и замер, наполняясь раскаленным, прежде не испытанным теплом. Казалось, он плыл по небу на облаках, погружаясь в утробу матери, как иногда в детстве мечталось ему снова залезть, наслаждался покоем и уже старался забыть о всем том, что случилось сегодня. Ужас и смерть стояли от него далеко, словно они мелькнули в каком-то забытом кино, мельком просмотренном накануне, и Азамат уже воображал себе, как найдет непременно тут брата и уедет с ним вместе из города навсегда. Ему было хорошо, и он не заметил, как стал засыпать, погружаясь всем телом в воду.

Внезапно дверь приоткрылась, щелкнув задвижкой, которую, как оказалось, Азамат не сумел до конца запереть. Он вздрогнул и вскочил из наползавшего сна и едва не ушел с непривычки под воду, взбивая воду руками, увидев, как в ванную по половины просунулась фигура Евы, не глядя на смущенного парня, и подхватила с пола всю его загаженную одежду, которую он разбросал на полу.

– Постираю, – сказала равнодушно она и исчезла за дверью снова.

Азамат не успел ничего сказать, удивленный ее вторжением. Внезапно он вспомнил нечто, что заставило его тотчас похолодеть, и уже не стесняясь, перепуганный и похолодевший от страха, выскочил вон из ванной, подняв тучи брызг. Мокрые ноги, с которых лилась ручьями вода, разъехались по скользкому полу, он едва не упал, ударившись лбом о край ванны, но удержался, цепляясь за хромированные трубы, и кинулся вон, размахивая руками.

– Стой! Стой! Да погоди ты! – кричал Азамат, вспоминая, что в трусах, которые она унесла, был зашит кармашек с деньгами, которые насовала туда его мама, и если они попадут в мыльную воду с вещами, то…

– Ты чего? – стояла она удивленно глядя на него посреди кухни, сверкавшей мраморными поверхностями, перед большой стиральной машиной, распялившей уже люк для белья.

Азамат влетел в кухню и оробел. Глядя на остолбеневшую девушку, он вдруг понял, что стоит перед ней совсем голый, в мыльной пене, которую уже начал было наливать в ванну, со стекавшей под ноги водой, расползавшейся длинными лужами по полу. Она смотрела на парня, смешного и нелепого одновременно, худого и жилистого, словно молодой подросший щенок, с крепкими тренированными руками, которые тот тянул отчаянно к ней, с круглым еще детским лицом, облепленным свалявшейся от воды густой шапкой черных волос, с глупо покачивавшимися гениталиями меж волосатых ног, и ее вдруг начал разбирать дикий хохот. Глядя на него, она выронила одежду на пол, скорчилась и уже хохотала в голос, а он, изумленный, бросился к ней, схватил с перепугу свои трусы с дурацким кармашком с деньгами, и, прикрывая ими пах, взял ее за руки. Она стала хлопать его по спине, хохоча, а потом вдруг их лица оказались сами собой рядом друг с другом, словно отражение в зеркале. Она перестала смеяться, глядя в его расширенные от испуга и изумления большие глаза, и вдруг обняла его и начала целовать. Азамат растерялся, но времени уже не было. Он слился с девушкой в поцелуе, ловя себя на испуганной мысли, как стало вдруг хорошо, и повалил ее на пол в лужу мыльной воды, стекавшей с него. И она сама помогла ему опытными руками войти тотчас в нее.