Владимир Удод - Я ещё живой. Рассказы и повести

– Все меня бросили, никому я не нужен.

– А молодой человек, который сидел с вами, – он кто? – поинтересовалась сердобольная полная женщина.

– А я почём знаю, он даже чаю не захотел со мной выпить.

– Надо же что-то делать, – сочувственно произнесла другая, не менее сердобольная женщина.

– Граждане! – завопил старик. – Остановите поезд, я сойду, пока далеко не уехали.

Когда кто-то из пассажиров начал всерьез интересоваться, где находится стоп-кран, проводница не на шутку испугалась:

– Какой стоп-кран? Вы что? Погодите, я сейчас старшего позову.

Она вернулась с коллегой, оказавшимся довольно-таки крепким мужчиной, объясняя ему на ходу ситуацию, как будто тот не был в курсе происходящего.

– Ну что ж, на ближайшей станции будем высаживать, – сказал мужчина в форменной одежде.

Публика неодобрительно зароптала.

– Не волнуйтесь, граждане, мы передадим дедушку дежурному по вокзалу, там разберутся.

…Как ни упирался Макарыч, но силы были неравны, и он оказался на перроне незнакомой станции. Когда его волокли мимо внука, мирно курившего в тамбуре, он умолял проводников:

– Вот, у внучка спросите, он подтвердит!

– Вы знаете этого дедушку? Он утверждает, что вы его сопровождаете.

– Не знаю я этого психа. Он ещё в Москве ко мне привязался. Мне он сразу показался подозрительным.

– Предал деда? – уже стоя на перроне, сказал горько Макарыч. – Предатель! Ты первый предатель в роду Сосновских. Ну и катись к чёрту.

Старик громко сплюнул, отвернулся и пошёл вдоль состава.

– Ладно, дед, – примирительно сказал внук, – я пошутил. Залезай обратно.

– Да пошёл ты!

– Ну чего ты обиделся? Ты пошутил, я пошутил. 1:1. Залезай, а то поезд сейчас тронется.

Макарыч, не отвечая, медленно шагал вперед. Снова пришлось применить силу, чтобы втащить старика обратно.

Дальше ехали молча, расположившись каждый на своей полке. Если Макарыч был сильно подавлен, то у внука настроение заметно поднялось. Расплатившись бутылкой коньяка с проводниками за удачный розыгрыш, перед тем как залезть на верхнюю полку, он наклонился к отвернувшемуся к стене старику и тихо сказал:

– А всё-таки я люблю тебя, дед. Прости и не сердись.

Макарыч и без этого простил уже внука и нисколько не сердился. Он был счастлив. Его душу наполняла двойная радость: любимый внук возвращался домой – и появилась, наконец, достойная смена. Теперь можно с чистой совестью уходить на покой.

– Что вы на всё это скажете, товарищ Мухин? – спросил председатель товарищеского суда Фёдор Степанович Кулиш. – Да вы встаньте, встаньте, когда к вам обращаются. И отвечайте внятно и понятно, как всё произошло, как вы избивали свою жену и за что. Только всё по порядку и обстоятельно. Должны же мы, наконец, разобраться, кто прав, а кто виноват. Мы вас слушаем, Мухин.

– А шо говорить? Ну, пришёл, ну увидел, ну дал в глаз, блин… – вставая, произнёс обвиняемый.

– Вы, Мухин, – пропищала общественный обвинитель Вера Павловна Чижова, – излагайте всё по порядку. С чего всё началось и как вы докатились до того, чтобы поднять руку на женщину, мать ваших детей.

– Гражданин судья, – взмолился Мухин, – шо это она про детей? Нет у меня никаких детей.

– Значит, мать своих будущих детей, – не растерялась Вера Павловна. – Не уходите от ответа, Мухин. И не надо здесь юлить.

– Да, Мухин, отвечайте по существу, – произнёс председательствующий, непонятно для чего постучав карандашом по графину с водой.

Отвечать по существу Василию Мухину было не под силу. Во-первых, он чувствовал себя в данной ситуации полным идиотом, а во-вторых, произнести фразу без мата для него было непосильной задачей. Матерные слова Вася начал произносить раньше, чем осилил слово «мама». Сказалось воспитание отца и старших братьев. В шахте было ему легко и просто общаться с коллегами – там этот язык был предельно понятен каждому горняку, но в суде, пусть даже товарищеском, Василий чувствовал себя явно не в своей тарелке. А ведь говорить что-то надо.

– Гражданин судья… – неуверенно начал Мухин, но председательствующий его оборвал:

– У нас суд товарищеский, и тут обращение принято «товарищ». Не волнуйтесь, Мухин, мы здесь, прежде всего, чтобы вам помочь стать на правильный путь. А если мы не найдём взаимопонимания, то передадим это дело уже в гражданский суд, а там уже будут с вами не так говорить. Давайте всё по порядку рассказывайте, с чего всё началось.

В зале сидело около полусотни человек. Одни пришли из любопытства, других обязали присутствовать как представителей участка, на котором работал обвиняемый. Один из этих представителей, коллега и друг Мухина Витька Хромушин, выкрикнул:

– Давай, Васёк, расскажи по-быстренькому, а то на автобус опоздаем.

– Попрошу тишины в зале! – строго крикнул председатель. – Мы вас слушаем, Мухин.

– Ладно, всё расскажу, – покрываясь потом, произнёс обвиняемый. – Только не перебивайте, Христа ради. Кгм… кгм… Давеча крепим лебёдку в штреке. Я и этот му… Казбек нерусский. Я откос в лапу вставил… он, ссс…, длинный, блин… Я держу, тяжёлый, б… бляха… Ору этому мму… Казбеку: «Подбей лапу, бб…»! А он, ммму… «Чем бить буду?». Я… мне тяжело, ббб… лин, ору: «Возьми кувалду, ддолб… бб, и бей по лапе!». А он, ммм… «Больна будит!». Я ему: «Х… нерусский, бей по лапе, говорю, мать твою за ногу!». А этот ддол… бак своё: «Больна будит!». У меня спина, бб.., трещит, я держу откос… У меня ж… в дулю.., в глазах мухи, ору: «Бей, ббб!.. Я уже не могу, б.., сколько можно же ж… Бей, ссу…»! А он опять: «Больна будит!». Ну не ммму…? У меня уже сил нет, думаю уже, брошу нах… эту хху… дровеняку, блл… А как подумаю – опять подымать, то думаю: ну её нах… Ору этому пи… «Бей по лапе, турецкий твой папа, она железная!». И этот му… как ухху… мне кувалдой по ноге… Ёпп… понский его папа! Догнал бы – убил бы нах… этого пи… пианиста, блин. Кинул ногу в канавку нах… Вода, бб.., аж шипит. Думал, поможет. Них… ббб… Синяя, ббб… Как баклажан у негра. А этот пи… анист… нну, Казбек: «Я же говорил, больна будит». Я в него кинул кувалду… ббб… Промазал нах… А то убил бы нах… Тут начальник пришёл, говорит: «В больницу надо». Ну, нах… В больнице я не лежал! Тогда он говорит: «Пи… ну, в общем, иди домой». Я и попи… ну, пошёл домой. А Тоська, су… Ну, не знала, что я раньше приду, бб… Гришка, мразь, тоже не знал, пи… Ну, он тоже пианист, только умный, не то что этот ммму… Казбек. Я захожу, а они е… ну, как его… Вот, блин, как это называется? Ну, ладно, Гришка в окно… С моей ногой куда, нах… гнаться за этим молокососом. А Тоська, ссу… голая совсем, бб… говорит: «Вася, это не то, о чём ты подумал». Я ей: «Ты шо, ох… совсем, бб… У меня нога больная, б…, а глаза здоровые пока ещё, нах…»! А Тоська: «Вася, не верь глазам своим, верь мне!». Ну, нах… Я ещё не совсем е… ну, не поехал, нах…. Глазам своим не верить, куды ни нах… Дал ей промеж глаз, а рука у меня тяжёлая, блин, а то бы растянул удовольствие, нах… Думаю, убью ещё, нах… Потом, нахх… посадят… Ну её нах… И пошёл к куму лечиться, блин… Вот.