Альберт Карышев - Грибы – братья меньшие (сборник)

– Да, – подал голос сын наш Александр. – Я знаю, папа договаривался. Завтра двинем на экскурсию. А послезавтра можно, в случае чего, и за грибами.

– Нет! – запротестовал мистер Халиль. – Не надо послезавтра! Надо завтра! По памятным местам в другой раз! Вот еще приеду, и тогда по памятным местам, а завтра в лес за грибами!

– Что же делать? – сказала Вера.

– Завтра, конечно, на экскурсию! А послезавтра – в лес! – наперекор арабу повторил Александр.

К глубокому нашему огорчению, сын не унаследовал родительской любви к природе, лесу, сбору грибов, и теперь, я видел, он выговаривал себе счастье заурядного времяпровождения в городе, пусть под знаком скучной ему экскурсии (к храму он ездил не один раз), лишь бы комары не кусали и паутины не было.

– Прошу вас, не слюшайте его! – загорячился Халиль. – Саша знает, что я приехаль на короткий срок! Он это знает и говорит «послезавтра»! Послезавтра я дольжен быть в Москве!

Заметим, что в описываемые исторические времена свободно разъезжать по нашей стране чужеземцам не позволялось. Собрался сняться с места постоянного обитания в России, будь любезен отметиться в милиции, она решит, можно ли тебе ехать туда, куда хочешь, и на какой срок.

– Что же делать? – опять спросила Вера.

– Желание гостя для хозяина закон, – дипломатично высказался я, прикидывая в уме, как бы похитрее ослабить у Халиля его горячее стремление. Я в самом деле договорился об экскурсии, но еще я просто не хотел идти завтра по грибы, ноги мои и без того поламывало после недавнего долгого марша по заклязьминским пущам. – Только вот в чем дело, мистер Халиль, день на день в лесу не похож, сегодня есть грибы, а завтра нет, может случиться и так, что на километр выпадет всего один гриб. Один километр – один гриб, два километра – два гриба и так далее. Понимаете меня? Чтобы набрать полную корзину грибов, когда их по одному на километр, какое расстояние надо пройти?

– О, я это хорошо понимаю! – Халиль тряс головой, темпераментно гримасничал и пришептывал. – Это для меня пустяки! Я потомок бедуинов! Мои предки жили в Аравийской пустыне! У меня гены бедуинов, я могу пройти сто килёметров!

– Но у нас не пустыня, а дремучий лес. Заросли встречаются такие, что иной раз еле продерешься. Можно в два счета заблудиться и погибнуть. Зверья разного полно, волки, медведи, кабаны. Растерзают и сожрут. Еще ядовитые змеи, гадюки и медянки… Одного моего знакомого грибника укусила гадюка, так нога у него через минуту сделалась как бревно и посинела. Сам я однажды провалился в медвежью берлогу, медведя там, слава Богу, не было. А то раз возвращаюсь из леса и вижу на еловом суку собачью голову, а на земле – туловище, лапы и хвост. Лихие люди у нас водятся, лесные разбойники…

Я старался говорить на полном серьезе, без малейшей улыбки, но, между прочим, в некоторых случаях не так уж сильно сгущал краски: собачью голову, надетую на сук, я действительно видел, правда, в заброшенном саду. Жена моя, доверчивая и правдолюбивая женщина, с осуждением поглядывала на меня, а сын, делая вид, будто верит всему, что я говорю, и очень пугается, ерзал на стуле и искусно менялся в лице.

– Не-ет! – завопил Александр. – Я в лес не пойду! Пропади он пропадом! Никаких грибов не надо, мне еще пожить на свете хочется! Давай, Халиль, завтра отправимся на экскурсию, а потом как-нибудь снова нагрянем во Владимир и поедем в лес на броневике!

Араб глянул на него сердито, не заметил, наверное, что Саша шутит, а может быть, по-своему вступил в игру.

– О, не пугайте меня дремучим лесом! – заговорил он. – Не пугайте вольками, медведями и змеями! Вы забыли, откуда я приехаль! У нас в Египте течет река Ниль, а по берегам Ниля есть такие дремучие леса, где… не ступаля нога челёвека! Там львы, леопарды и крокодили! Там страшные змеи! Там дикие люди! Что медведь или вольк по сравнению со львом, скажите мне? Что гадюка по сравнению с гремучей змеей? Что разбойник по сравнению с диким челёвеком, охотником за черепами?..

– Простите, мистер Халиль, но джунгли от Порт-Саида, по-моему, далековато. – Я восстанавливал в памяти свои географические познания. – Это ведь не просто на Ниле, а в его истоках, правильно? Белый Нил, Голубой Нил… Со школы еще помню. Это уже даже не в Египте, а в Судане и, кажется, в Уганде, так?

– Все равно Ниль! – араб весело смеялся. – У нас тоже опасности! В Аравийской пустыне кобра, а в море акули! В море у Порт-Саида… рискованно купаться, если не там, где можно! У вас в лесу укусит гадюка, и нога опухнет, а у нас в море акули совсем ногу откусят! Ам – и нету!

Мы все посмеялись вместе с ним, хотя чего уж смешного в том, что на родине Халиля акула может отхватить купальщику ногу!

– Я ничего не боюсь! – сказал он. – Пожалюйста, пойдемте в лес!

– Ладно, уломали! Взяли измором!

Я поднялся со стула и позвонил по телефону, сказал краеведу и владельцу машины, что экскурсия у нас отменяется, прошу извинить за беспокойство. Для сына сразу нашлись и обувь, его же, поношенная, и одежда поплоше, а гостю я предложил обуть завтра мои яловые сапоги и надеть старые черные брюки с курткой защитного цвета. Так мы полушутя-полусерьезно и согласились с Халилем на том, что пойдем завтра по грибы. Дали ему и корзину, и ножик. Осталось дождаться утра.

Конечно, перед иностранцем следовало щегольнуть собственным дорогим авто, но машины у нас сроду не было. Мы пошли на автобусную станцию, купили билеты и поехали в судогодские леса. Сын сидел с мамой. Мы сидели с Халилем. Араб непрестанно глядел в окно, улыбался и, восхищаясь придорожными лесными пейзажами, говорил по складам:

– Хо-ро-шо!

У него был с собой фотоаппарат, Халиль на ходу раз-другой щелкнул затвором, но потом воздержался фотографировать сквозь запыленное окно. Зато, когда сошли посреди дороги с автобуса, свернули в сторону и по наезженному проселку стали углубляться в лес, араб заработал фотоаппаратом налево и направо. Он снял чистенький живописный проселок, опушку березовой рощи, какую-то птаху на суку, нас всех вместе и каждого в отдельности, а потом Александр его самого сфотографировал. Утро выдалось ясное. Солнце поднималось все выше и золотило лес; играли светотени, наперебой чирикали птицы, утренний ветерок разметывал верхушки деревьев, а на дороге едва чувствительно касался наших лиц. Халиль радостно смеялся, что-то с завываниями пел на родном языке и даже танцевал, кружась, двигая бедрами, вскидывая над головой корзину. В яловых сапогах и моей потертой фетровой шляпе, из-под которой выбивались его черные волосы, смуглый и белозубый, он напоминал бродячего российского цыгана, правда, я не видел цыган с грибными корзинами и, тем более, с фотокамерой на шее, обычно они ходят налегке и изредка с гитарами, а вещи несут их жены.