Альберт Карышев - Грибы – братья меньшие (сборник)

Грибы стали попадаться нам скоро. Я увидел на обочине дороги белый боровой, Вера нашла подосиновик, и сын что-то кинул в лукошко. Но всех обскакал иностранец. Бегая по краю леса, он выдрал с корнем десятка два мухоморов и бледных поганок, возгордился и похвастал перед нами:

– Много у меня! Красивые!

Вера всплеснула руками.

– О, Боже! – сказала она. – Да это же грибы ядовитые, смертельно опасные! Выбросьте их скорее, выбросьте! И больше никогда не берите!

Араб поглядел на нее недоверчиво, и Вера сама выкинула мухоморы и бледные поганки из его корзины. Нам бы с Александром посочувствовать приунывшему африканцу, а мы переглянулись и бессовестно захихикали. Халиль заметил и обиделся, но ненадолго.

Пришли на наши с женой сокровенные места. Особенно мне нравились тут холмистые поляны. А под ними в ложбине текла мелкая речушка, в ее узком месте плотно набились палые сучья, и по ним, как по мосту, мы перешли на тот берег. С одной стороны над поляной высился сосновый бор, с другой стояла березовая роща, а с третьей смешанный лес. Прекрасное было место для сбора грибов и умиротворения души. Я до сих пор наведываюсь туда.

Халиль быстро постиг, какие грибы надо брать, а какие не надо, и в руках у него замелькали подосиновики, подберезовики и даже белые. Горели от восторга его глаза, звучал развеселый Халилев смех, а между делом щелкал затвор его фотоаппарата. Русский лес очаровал араба, необыкновенный воздух усладил его легкие, свобода раскрепостила, а грибная охота с головой увлекла пылкого жителя Ближнего Востока. Халиль не курил, и ему показалось кощунством, когда среди неописуемых красот и интереснейшего занятия наш сын воткнул в рот сигарету и задымил. Араб выхватил у него изо рта сигарету и велел погасить. Он обращался с Александром как старший с младшим, хотя разница у них в годах была незначительная. Александр что-то буркнул, но подчинился, а, отойдя, снова закурил.

Грибов наросло много. Я думаю, мы доверху набили бы ими корзины, бродя по окрестным полянам и опушкам; но Халиль, от радости ошалев, стал далеко и надолго отходить от дороги. Окликая нашего гостя, мы потянулись за ним, чтобы не заблудился, и незаметно сбились с пути. Только я один встревожился, только я, опытный ходок по лесам, нутром почуял, что вернуться на дорогу нам будет затруднительно, остальным это в голову не пришло, спутники мои искали грибы, оглашая лес перекличкой с Халилем. Больше всех кричал араб:

– Ау! Я гриб нашель!

Это ему явно нравилось – весело кричать в лесу.

Не мешкая, я собрал всех и удивил тем, что предложил возвращаться домой.

– Времени за полдень, – говорю как можно спокойнее. – Корзины почти полны. Пока идем до шоссе, еще немало грибов попадется. Так что давайте, ребята. Наскоро перекусим – и айда.

Халиль опустил углы губ, сморщился, огорчился, как малое дитя:

– Ой! Очень жалько! Лес красивый! Плякучие березы!

– На обратном пути тоже встретится красивый лес, – осторожно стоял я на своем, – может, еще красивее. Плакучих берез у нас растет сколько угодно.

Обычно мы с женой не спешили уйти из леса, наслаждались им в полную силу. Вера поняла, что дело неладно, но вида не подала и согласилась со мной.

– К тому же мистер Халиль с непривычки устал, – добавила жена.

– Нет! – крикнул араб и, покосившись на даму, выпятил грудь. – Не усталь! Не забывайте: Халиль – потомок бедуинов!

– Тогда вперед! – Наш Александр, как вождь, протянул руку. – Представим, что мы погонщики верблюдов и топаем с караваном по барханам Аравийской пустыни. Халиль проводник, а впереди сто километров пути.

Он еще панибратски мигнул Халилю, двинув и щекой, и углом рта.

– Не надо, Саша, все время шутить! – Араб посмотрел на Александра свысока. – Это надоедает! Бедуины не погонщики! Они скотоводы и воины! Скачут по пескам на верблюдах, лёшадях или много дней идут пешком!..

Мы даже не присели, чтобы поесть, взяли по бутерброду с плавленым сыром, по яблоку и пошли. Халиль опять всех увлек, не стоялось ему и не сиделось, но я был не против того, чтобы шагать назад без остановок. Я, конечно, не боялся, что мы не выйдем к шоссе. В безоблачную погоду даже в дремучих судогодских лесах заблудиться по-черному мудрено: держи все время на солнце и не заблудишься. Конечно, если тучи заслонят солнце, то, не ровен час, проплутаешь до темени и заночуешь в лесу. И еще одна неприятность подстерегает застрявшего в чащобе грибника: он держит на солнце, а светило перемещается к Владимиру, и, нерасчетливо следуя за ним, грибник может сделать крюк в лишний десяток километров…

Я показал, куда идти. Опять мы искали грибы и аукались. Халиль набегался и стал хромать на правую ногу. Сапоги ему, оказывается, были великоваты и немного болтались у него на ногах, а в пути, известное дело, какое-нибудь «немного», усугубляясь, легко превращается в беду.

– Мистер Халиль! – крикнул я. – Снимите-ка сапог! Давайте посмотрим, в чем там у вас дело! Может, стоит травки подложить или бумаги, чтобы ногу не натирало?

– О, не надо беспокоиться! – прокричал он в ответ. – Это для меня пустяки! Сыны пустыни, говориль мой дед, выносливы, как верблюды, и не боятся смерти! Дед быль мудрый челёвек!

– Ну, вы тоже скажете! О смерти-то рано думать! Снимите, снимите сапог! Пустяки не пустяки, а ногу сотрете до крови и не сможете идти дальше!

Халиль послушался и приковылял ко мне. Опустил на землю корзину с грибами, сел, где стоял, и, смущенно улыбаясь, скинул с ноги сапог. Ступня его не очень большая, аккуратная была обтянута тонким нейлоновым носочком, бордовым, в черную полоску. Этот красивый носок я заметил на африканце, когда он брал ногой карандаш. Значит, парень пренебрег моими бумажными, пусть немного рваными, носками, которые я ссудил ему по паре на каждую ногу. Как же я не обратил внимания, что он столь легкомысленно снарядился для похода в лес?

– Вот, – сказал Халиль, поглаживая ступню. – Шёль, шёль – былё хорошо, потом сталё не очень хорошо и совсем плёхо.

– Извините, но вы же не малый ребенок! Вы взрослый человек! – Я не сдержался, повысил голос. – Разве можно так в лес собираться? Почему не надели простые носки? Было бы мало, пожалуйста, берите еще портянки!

– Забыль надеть! А когда вспомниль, побоялься сказать! Думаль, рассердитесь и в лес не возьмете!

– Что вот теперь делать? – сказал я. – Что вот теперь?.. Снимайте и носок быстрее!

Араб послушно снял носок. На пятке он успел натереть кровавую мозоль, набрякшую и готовую лопнуть, как опившийся крови лесной клещ.

Я хотел позвать жену на помощь, но передумал: Халиль, наверно, застеснялся бы женщины. В лесных походах у меня всегда была с собой чистая тряпица – на случай, если придется вытереть руки или потное лицо, – я вынул тряпицу из кармана, разорвал и одной половиной обернул намозоленную пятку араба. Потом я нащипал мягкой травы и приложил ее Халилю к перевязанной пятке прежде чем он натянул носок, а за ним сапог. Он встал, притопнул стертой ногой и засмеялся.