Игорь Ягупов - Рассказы

Далее события развивались стремительно. Ребята отлепили Толяна от двери, взяли под мышки, вывели во двор, посадили в машину, вывезли за город, свели в кювет, связали за спиной руки, поставили на колени, приставили к затылку ствол Макарова и спросили:

– Ну что, сударь (здесь и далее словом «сударь» будет заменено более развернутое и экспрессивное обращение, содержащее в себе остро негативное отношение ребят к личности Толяна), знаешь Татьяну Валентиновну из шестой квартиры?

– Угу, – сглотнул слюну Толян.

– Так вот, сударь, – продолжили ребята, – если Татьяна Валентиновна будет сидеть дома и отдыхать и вдруг услышит за дверью какой-то шорох, по причине которого ей придется прервать свой драгоценный отдых, и если, выйдя в коридор и взглянув в дверной глазок, она увидит, что это ты, сударь, там ползешь и шуршиш-ш-ш-ш-шь, мы ж тебя, сударь, сюда вывезем, башку отстрелим, в болото выкинем и скажем, что так и было. Понятно?

– Угу, – сказал Толян.

А что ему еще оставалось сказать?

– Отлично, – обрадовались ребята, спрятали Макарова, развязали Толяну руки, сели в машины и уехали.

И тут произошло чудо! Пока Толян пешком возвращался в город, он полностью излечился. То, чего в течение нескольких лет не могли добиться профессора лучших столичных клиник, Паша с ребятами сделали за две минуты прямого и откровенного разговора. Их беседа оказалась столь убедительной, что исцеление наступило практически мгновенно. На обочину шоссе вылез из кювета Толян-разбойник, а через полчаса в город вернулся уже просто Толик-алкоголик, тихий и безвредный.

Стоит ли говорить, что особым уважением проникся он к Танечке и ее деткам. Бывает, ползет к себе нетрезвый на пятый этаж и видит, как соседка из шестой открывает дверь.

– Здравс-с-с-ствуй-те, Татьяна Валенти-и-и-иновна, – шепчет благолепно, – рад вас-с-с-с видеть.

С тех пор все жильцы стали называть Танечку по имени-отчеству и прославлять ее подвиг перед грядущими поколениями.

– А я всегда знал, что психические болезни лечатся, – многозначительно заметил умный семиклассник Петя из третьей квартиры. – Закончу школу – пойду в медицинский.

Поскольку делать аборт было уже поздно, решили сыграть свадьбу. Невеста пухла прямо на глазах. Она передвигалась неловко и немного боком, как идущая на нерест семга. А купленное за неделю до торжественного события платье пришлось в срочном порядке расставлять. Молодая в нем была похожа на задрапированный перед торжественным открытием памятник удаву, проглотившему футбольный мяч.

Бутылка шампанского в загсе открываться отказалась наотрез. Пробка держалась за стенки горлышка так, как будто от этого зависела ее жизнь. Пальцы приятелей жениха скользили по запотевшему после холодильника стеклу вместилища праздничного напитка.

– Надо по донышку рукой, – посоветовал дружка и тут же воплотил задуманное.

Наклонив бутылку и, как вскоре выяснилось, по роковому стечению обстоятельств направив ее горло прямо в огромный живот новобрачной, он стал с силой бить ладонью по донышку сосуда. Шампанское ахнуло, словно мортира на Севастопольской батарее. Пробка, срикошетировав от упругого чрева, обтянутого белым атласом, улетела куда-то в соседний зал. А струя пенной, как из огнетушителя, жидкости щедро обдала новоиспеченную жену от пояса и ниже. Пока оставшееся на дне бутылки вино раскапывали по бокалам, молодая, тяжело, как пингвин на кладке, присев, отжимала подол.

– Воды отошли? – завидев мокрое платье новобрачной, радостно всплеснула руками бабушка мужа, дельфином вынырнув из толпы родственников, что встречали свадебный кортеж у подъезда.

– Рано еще, старая карга, уймись, – зашипел внук, стараясь при этом крепкой рукой дотянуться до морщинистой шеи старухи, но та увернулась, и ее тут же смыла толпа.

– В дом достаток, нужда за порог, – рявкнула какая-то тетка, метнув в воздух несколько увесистых пригоршней затхлого зерна трудноопределимого злака.

Труха запорошила молодым глаза, как мартовская бешеная метель.

– Может… хватит… этих приколов? – с придыханием, борясь с подступающей к горлу тошнотой от токсикоза, просвистела молодая, неистово моргая слезящимися глазами.

Впрочем, как вскоре выяснилось, злоключения ее только начинались. Коварно подкравшись к новобрачным под завесой парящей в воздухе трухи, все та же бабушка с силой метнула из кулька прямо в грудь молодой доброе кило конфет – на счастье. Твердая, как галька, карамель ударила в набухшие в ожидании цепких десен младенца соски с такой силой, что молодая завыла от боли.

– На, родненькая, скушай. Может, полегчает, – сжалилась над ней незнакомая женщина, протягивая поднятую с земли конфетку.

– Да когда ж вы их покупали, бабушка, конфеты эти? – простонала молодая, разглядывая фантик. – На них же еще «Ленинград» написано?

– Ну не «Сталинград» же, – урезонил ее муж, решив вступиться за родную кровь.

Как только осела труха, молодым дали пригубить по рюмке водки. Саму посуду – опять же, на счастье – следовало разбить. Первая попытка не удалась. Рюмки отскочили от земли, как теннисные мячи. Их поймали и снова с силой ахнули об асфальт. Никакого результата. Тогда их стали давить каблуками. Рюмки выскальзывали из-под ног и, вертясь, как сваренные вкрутую яйца, катались по асфальту.

Молодая сообразила первой. Глядя прямо в лицо свекрови своими припухшими от токсикоза и оттого похожими на крокодильи желтоватыми глазами, но обращаясь при этом к мужу, она леденящим душу шепотом произнесла:

– Спроси свою мать, почему она дала нам пластмассовые рюмки?

– Ты уж, правда, мать, даешь, – поддержал жену муж, и уши его зарделись от гнева.

– Да, конечно, – взвизгнула владелица необорных рюмок, испепеляя взглядом невестку, но тоже почему-то адресуясь к сыну, – ты с ней через месяц разведешься, а я буду хрусталь из серванта бить?

– Неси тару, мать, – спокойно и оттого страшно выдохнул новобрачный, – живо.

Полная решимости отстоять содержимое серванта, свекровь притащила из квартиры два граненых стакана. На этот раз молодые действовали наверняка. Они швырнули стаканы оземь так, как будто хотели проломить асфальт заодно с земной корой и зачерпнуть этими самыми стаканами магму из оливинового слоя.

– Глаза! – только и успела выкрикнуть теща, когда сноп осколков салютом взметнулся с земли.

Отсутствие жертв можно было объяснить единственно волей на то господа. К нему и поехали. Венчаться.

– Христос воскресе, батя, – радостно приветствовал священника молодой, насильно овладевая его рукой для крепкого мужского рукопожатия.

– Август на дворе, сынок, – истово перекрестилась теща.