Роман Сенчин - Рок умер – а мы живем (сборник)

Он бацал, глотал через силу тошнотворный портвейн, спал по два часа в сутки, писал новые песни, упрашивал администраторов клубов дать возможность спеть их публике. И вот запал кончился. Пустота. Он сидел на скамейке, понимая, что больше не сможет искать место, где ночевать, не сможет доказывать, что настоящий рок всё-таки жив.

Что ж, в рюкзаке были спрятаны семьсот рублей – энзэ – на билет в плацкартный вагон и еду в дорогу. Придётся возвращаться. Май девяносто восьмого – это не июль девяносто шестого – другое время. Всё изменилось. Рок больше никого не заводил, кроме немногих подростков и горстки тридцатилетних, которые побоялись стать взрослыми. Остальные стригли свой хайр или заращивали виски, надевали костюмы, устраивались работать. Стало модно работать и зарабатывать, а не торчать на Арбате, аскать мелочь на бухло возле метро «Смоленская», горланить песни протеста в подземных переходах, мешая пиплу спокойно идти по делам.

Появились новые группы, но играли они другую музыку, под которую приятно было гнать в автомобиле, сидеть в кафе, танцевать с любимой, расслабляться… Скребущий душу рок стал не нужен…

Уже с билетом на вечерний поезд Денис приехал на Арбат, попрощаться. Купил возле метро ватрушку и чай, пристроился на бордюре.

Мимо по узкому, зажатому киосками и лотками, щитовыми магазинчиками тротуару бодро шагали люди. Начался обычный для них день. Обычный рабочий день… Было много девушек. Высоких, симпатичных, ухоженных – да, здесь рядом, на Новом Арбате, в похожих на пчелиные соты небоскребиках, сотни фирм, и в них должны сидеть симпатичные, такие вот, девушки.

Впервые он с удивлением подумал о том, что за эти два года у него не появилось подруги, даже мысли не возникало её завести, влюбить в себя девушку. И, может, у неё поселиться… Конечно, девушки бывали, но случайные, на ночь, а то и на полчаса – страшноватые, безбашенные, пьяные панкушки. И имён их не спрашивал… В голове было только главное – играть, сделать так, чтоб услышали.

Иногда он мечтал – мечтал найти надёжную точку для репетиций и проживания, вызвать Димыча, собрать группу. Ведь как-то же группы здесь существуют, и большинство ребят, как и он, приехали издалека, безвестными; как-то же завоёвывают сцену, становятся богатыми, гитары покупают за пять тысяч баксов. А если вслушаться, что играют, – почти всё фуфло. И вон уже – концерт в «Олимпийском», запись нового альбома – в английской студии…

Денис поймал на себе брезгливый взгляд одного, другого прохожего, презрительную ухмылку фигуристой девушки. Будто мерзкое что-то увидели… А что, действительно ведь, достоин ухмылки: парень двадцати шести лет, тёмные волосы с зеленоватыми прядями, бритые полосы над ушами, покрытые щетинкой, щетина и на щеках, подбородке, в левом ухе большая серьга со знаком анархии. Застиранная, выгоревшая до серости майка с полустёршейся надписью «Sex pistols» и кривляющимися рожами Роттена и Вишеза; поверх майки изорванная, вся в клепках и булавках джинсовая жилетка; джинсы – настоящие «Левисы», купленные в комиссионке в восемьдесят восьмом году за сто советских рублей, – тоже давно превратились в лохмотья, а сквозь дыры видны бледные волосатые ноги. И ещё, конечно, высокие китайские кеды, разрисованные шариковой ручкой… Он привык к себе такому, уже и не мог представить другим и потому не замечал, что попросту смешон окружающим. А сейчас увидел… Почти мужик, но в прикиде подростка. Вот он – упорный, многолетний борец с благопристойностью, превратившийся в клоуна.

Захотелось спрятаться, оказаться там, где никого нет, никто не станет колоть этими взглядами и ухмылками… Денис нагнул голову, торопливо доедал ватрушку… Недалеко скверик есть, во дворе дома, где Гоголь умер, там можно пересидеть…

– Дэнвер, здорово! – шлёпнули по плечу. – Ты опять на пост? Опять обездомел?

Это был Игорь. Неожиданно в костюме, выбритый, аккуратно причёсанный. Стоял, бодро перекатываясь с носков на каблуки туфель. Так перекатывались деловые люди… Денис вскочил, заулыбался – обрадовался не встрече именно с Игорем, а тому, что рядом появился тот, кто не кольнёт, не ухмыльнётся. Кому можно пожаловаться.

– Вот, Игги, уезжаю. Всё.

– Куда?

– Да домой. Навоевался.

Игорь сочувствующе качнул головой; казалось, сейчас пожелает счастливого пути и пойдёт дальше. Но он предложил:

– Давай-ка пивка с шаурмой забросим. У меня, можно сказать, праздник сегодня.

Кочевая жизнь приучила не отказываться от еды; Денис подхватил гитару и рюкзак, пошёл за Игорем.

В кафе было душно, но пахло вкусно и сытно – специями, жареным мясом. Молодой азербайджанец энергично срезал с огромного куска золотистой говядины тонкие пластики, измельчал их на противне, грел перед раскалёнными спиралями печки тонкий лаваш… Игорь, попивая из бутылки «Балтику № 3», рассказывал:

– Уволился я из «Развлечений». Свой журнал теперь делаем. Продвинутый. Команда подбирается, деньги обещали. Всякую шнягу не будем ставить, а нормальное – о концертах, о выставках, фильмах. Альтернатива, в общем. Сейчас на радио «Рокс» ходил, обещали информационно поддержать. Надоела, Дэнвер, попса эта вся, макияжи, салоны. Знаешь, как называться будем? «Твой город». Нормально?

Принесли шаурму.

– Мяса-то как? – нахмурился Игорь. – Не в обиду?

Азербайджанец радостно возмутился:

– Как для себя!

Стали есть. Денис ел медленно, смакуя. В их городке шаурму не готовили. Или теперь уже начали… За два года многое могло измениться.

– Ну а ты чего уезжать-то решил? – спросил Игорь; сам он был родом с Урала, остался в Москве после журфака, как-то устроился.

Денис дёрнул плечами:

– Устал.

– Да ладно. Только всё начинается. Такие группы приезжают, клубы открываются. Жизнь кипит…

– Что-то не видно кипения. Попсня кипит. Сам же сказал, что попсня одна.

– Я не сказал, что одна. Но много. Надо бороться.

– Я наборолся… Триста рублей в кармане и билет до дому… за два года борьбы.

– Понятно. А дома чего делать будешь? Ты же совсем издалека откуда-то.

– Из Красноярского края… Ну, что делать? В магазин обратно пойду, если возьмут. Кассетами торговать. А если нет… Хрен его знает пока.

И, жалея себя, ясно поняв, что будущее у него действительно незавидное, Денис отвернулся к окну. Там, за стеклом, по-прежнему плотными потоками двигались люди. Энергично, бодро. Вот какой-то дядька приостановился, разглядывая товары в ларьке, и тут же случился затор…

Впервые Денис попал в Москву в октябре восемьдесят девятого – получив с Димычем первую стипендию в училище, решили сгонять посмотреть столицу. Льготный билет из Питера для учащихся стоил копейки, о том, где остановиться, как-то не думалось. Приехали рано утром в субботу, побродили по центральным улицам, удивляясь стоящим бок о бок разномастным, не из одной эпохи, домам, от вида которых болели глаза; послушали выступающих на митинге в защиту Ельцина у Моссовета. Ближе к вечеру выпили бутылку креплёного возле метро «Серпуховская», закусывая дефицитной в Питере хрустящей картошкой. А вечером отправились назад… Несколько лет о Москве Денис особо не вспоминал, не хотел снова в ней оказаться. Почему же в июле девяносто шестого рванул именно сюда? Здесь ведь и групп настоящих никогда не было – «Крематорий» разве что и «Звуки Му»… Хотя и в Питере ничего интересного давно не появлялось. Всё появилось там, в прошлом. Но как в этом сегодняшнем быть ему, Денису Чащину? Вот гитара, в рюкзаке толстая тетрадь с текстами и аккордами…