Валерий Сергеев - Люди и тени. Тайна подземелий Кёнигсберга

– Слабоумие не лечится, ваше высочество, – произнёс Томас, глядя прямо в глаза принцу. – Зато «лечатся» неверные слухи и исправляются врачебные ошибки…

«Конечно, он по-своему необычен и даже странен, – думал доктор о наследнике. – Но кто из нас не подвержен странностям? Quis hominum sine vitiis 12 12 Кто из людей родился без пороков (лат.). – . Допускаю, что мальчик, иногда замкнут, угрюм и даже подавлен… Но и у выдающихся людей, порой, встречаются такие особенности… Просто они не вписываются в общепризнанные рамки поведения… Ну и что? Это ничуть не мешает им создавать гениальные творения… Но слабоумие?.. Нет, на первый взгляд, очень сомнительно… Или я сужу предвзято? Не хочу, чтобы подтвердились опасения старого герцога? Что ж, присмотримся ещё»…

– Вы что же, проявляете к принцу врачебный интерес? – прямо спросил доктора лейб-медик Титиус, когда заподозрил первого в повышенном внимании к Альбрехту Фридриху. – Поверьте, это – излишне. Он находится под неусыпным медицинским наблюдением. К его услугам – лучшие и весьма почтенные доктора. – Тут он слегка поклонился, демонстрируя тем самым и собственную значимость.

Выглядел придворный врач, скорее, как монах. Тёмная сутана, чёрная шляпа, выпирающий живот, крючковатый нос на одутловатом лице, кустистые брови, почти закрывающие глаза, делали его похожим на старого, нахохлившегося ворона. Сама беседа происходила в небольшой гостиной, расположенной в Альбрехтсбау. Стены её украшали полотна Брейгеля Питера Старшего, а также некоторых итальянских мастеров. Потолок гостиной, вероятно, собирались расписывать, но когда начнутся эти работы, пока не было известно.

Рядом с врачами сидел сам наследник. Он был молчалив, грустен и сосредоточенно рассматривал ногти на своих руках. Весь его вид показывал, что ему скучно с присутствующими, и он был бы рад поскорее от них избавиться.

– Да, сударь, – ответил лейб-медику Волькенштайн. – У меня богатая врачебная практика, но я приехал сюда не за этим. Признаюсь, о болезни наследника я узнал на днях, будучи уже в гостях у его светлости герцога Альбрехта… Он посчитал, что я способен предложить что-то более действенное, чем все врачи его светлости.

– Излишняя самоуверенность может вам в этом сильно помешать… – елейным голоском пропел Титиус. Чувствовалось, что у них начинается словесная дуэль.

– Пока же я могу сказать лишь одно, – невозмутимо продолжил Волькенштайн, – нет верного лекарства от неверного образа жизни! Больному обычно подробно рассказывают о том, как, когда и сколько принимать пилюль, но часто забывают о питании, сне и прогулках… А это как раз – самое важное!

Как вам известно, я прибыл на торжественную встречу в честь двадцатилетия основания кёнигсбергской Академии. Но, врач – всегда врач: наш долг не знает отдыха…

– Как же вы правы, сударь, – слащаво заулыбался оппонент. – Единственное, что может спасти наследника… или хотя бы оттянуть тот исход, которого мы все боимся, это – отдых среди лесов и полей. Его высочество любит уединение и покой, вот пусть и поживёт в тиши с матерью в замке Нойхаузен. In расe 13 13 В мире, в покое (лат.). . Под нашим присмотром. На данный момент только это пойдёт ему на пользу…

К беседе двух докторов присоединился Якоб фон Шверин, сухощавый господин высокого роста, с круглой лысой головой, крупным носом и выдающейся вперёд нижней челюстью. Его лицу, казалось, была чужда мимика: оно постоянно оставалось отстраненно-безмятежным, лишь в серых глазах улавливалась какая-то грусть. Две глубокие складки у переносицы свидетельствовали о том, что мыслительный процесс учителя и наставника наследника – явление довольно частое и охватывающее продолжительные периоды времени.

– Дорогой доктор, мы наслышаны о вас, как об известном хироманте и астрологе. Не могли бы вы нам рассказать, как данные науки помогают вам в лечении больных?

Волькенштайн был рад вмешательству фон Шверина. От Титиуса исходил такой заряд антипатии, подозрительности и страха, что поддерживать разговор становилось всё труднее.

– Видите ли, сударь, в своей практике я применяю живительные силы природы и воздействую на пациентов собственной мыслью…

– Macte! 14 14 Отлично! Прекрасно! (лат.). Но неужели это возможно? Поделитесь с нами, любезный друг, своими премудростями!

Доктор Томас улыбнулся.

– Ошибочно думать, что болезни побеждают только с помощью ланцета, настоек или микстур. При желании и определённом навыке, исцелять можно, подобно нашему Спасителю, словом и силой человеческой мысли…

– Не слишком ли смелое утверждение? – воскликнул фон Шверин.

– Такие способности, – продолжал доктор Томас, – я развивал у себя ежедневными тренировками: часами смотря по утрам на горы, вечером – на воду, а ночами – на свечу… И теперь нисколько не сомневаюсь, что «умными» глазами можно делать всё!

– Поясните-ка, сударь, свою мысль, – заинтересовался Титиус, посматривая на коллегу, как инквизитор.

– Через наши зрачки божественная энергия перемещается в двух направлениях, в зависимости от того собираемся ли мы просто рассмотреть и запомнить некий предмет или решили воздействовать на его сущность. Например, совсем не сложно взглядом, усиленным молитвой, остановить кровотечение при порезах, стоит только приказать крови: «Утихни, перестань течь!», и представить, как иглой зашиваешь рану. Для меня не представляет особого труда унять боль, тошноту, головокружение…

– А не в самой ли молитве тут дело? – усомнился собеседник.

– Пусть так. Молитва – неоспоримая целебная сила, но моё зрение помещает её в нужное место. Всякий человек – есть творение Господа: он – вместилище десятков органов и членов, призванных действием или бездействием обеспечивать здоровье своего хозяина. Исследуя их работу, я убедился в том, что эта согласованная и ритмическая деятельность… ни в коем смысле не хаотична, а вполне осмысленна. Другими словами – этим управляет сам Бог! А в случае недуга – Сатана!

В гостиной воцарилась тишина.

– Также я пришел к выводу, – продолжал доктор Волькенштайн, – что большинство болезней возникает у человека от разлада мышления наших внутренних органов. Все они частенько вредничают, точно малые дети, и поэтому обращаться к ним надлежит, как к капризному, но любимому ребенку. Иными словами, к каждому нужно постараться найти свой подход… Таким образом, этим мы поможем нашему Творцу, а он – нам.

Доктора словно забавляло замешательство его учёных собеседников. Он продолжал, и речь его текла тихо, размеренно и уверенно:

– Наиболее восприимчиво к такому «разговору» сердце. Это – очень мудрый, но самый ранимый орган, поэтому убеждать его следует нежно и дружески. А вот почки иногда полезно слегка поколотить… Напротив, кишечник – терпеливый и послушный слуга, зато hepar 15 15 Печень (лат.). – бестолкова и ленива, посему её надо не ласкать, а пугать, порой даже понуждать, как упрямого вола… Всё это – кирпичики моей теории.