Анастасия Шистерова - 4

«Как хорошо, что мы не встречаемся. Благодари небеса за то, что уже столько лет они разводили нас по разные стороны. Благодари Б-ога за то, что он одарил тебя плохим вкусом, и тебе не нравятся такие женщины, как я. Благодари мою дурацкую натуру, из-за которой при наших редких встречах у меня начинают трястись коленки, и я для чего-то начинаю строить из себя суку и стерву. Тебе жутко везет, чувак. Ведь не будь всего этого – тебе пришел бы конец. Я бы убила тебя. Растерзала, высушила, выпила без остатка. Грубо, неистово, не замечая твоих глаз полных страха и ужаса. Не слыша криков, не ощущая сопротивления твоих длинных рук. Я бы вцепилась зубами в глотку, сомкнула бы без зазрения совести свои челюсти и почувствовала, наконец, какая она: черная, горячая, соленая – твоя кровь.

Виной всему твой запах. Запах жертвы. Большой, сильной, и от того еще более желанной жертвы. Твое мясо на плечах – самое лучшее. Его бы я драла зубами, отрывая и выплевывая крупные ошметки на белую простынь. Я бы облизала поочередно каждый твой палец, извозила бы их в твоей же собственной крови, стекающей у меня изо рта, и так же, по очереди, переломала бы их – один за другим. Чик-чик-чик-чик… В твое лицо я бы впилась ногтями, оцарапала бы его до такой степени, что ты бы и близко не подходил к зеркалу. Ты бы боялся. Ты бы не любил себя. Потому что только я могу любить тебя! Только мне ты должен принадлежать! И только напившись твоей крови, изуродовав тебя, сожрав пару кусков твоей мышечной ткани, я бы почувствовала некоторое облегчение и умиротворение. Пот, слезы, запекшиеся кровяные пятна… Мой сон был бы сладок на твоей испещренной ранами и порезами груди.

Так что помолись сегодня вечером. И уповай на то, что завтрашней ночью я не окажусь в твоей постели».

Я – сумасшедшая. И, если он решит так же – он будет прав.

Твою ж мать, и зачем мы только уехали позавчера? То, что сейчас творится в моей квартире, не назовешь даже Авдиевыми конюшнями. Мне кажется, никакой Геракл не смог бы убрать весь срач, который тут есть. А все из-за говнаря Ежи опять. Вот он правда как какое-то эмо из 2007, с тем лишь отличием, что одет помоднее и прическа получше, чем у патлатых и челкастых того времени. Но образ жизни, мысли – все это точно родом из 2007.

Было часов девять вечера, народ уже стал подтягиваться ко мне на хату, кто-то не обламывался и приходил уже пьяненьким. Ежи позвал меня на балкон выкурить по сижке и сказал, что хочет мне кое-что показать. Он достал из своего коричневого кожаного рюкзачка замызганный листок и протянул мне. Это было письмо от Марвы. Она там Ежи чуть ли в любви не клялась, и вообще мне показалось, что только что при мне девушка изнасиловала моего лучшего друга на бумаге. Ну, просто там какие-то интимные и не здоровые подробности были.

В принципе, письма от телок мне приходили не раз. Но я всегда как-то смеялся над этим, и у меня было всего два варианта: если баба симпатичная – я трахался с ней; если баба «не очень» – я просто забывал обо всем этом дерьме. Но Ежи же у нас пиздострадалец, мессия и просто просветленный человек, вокруг которого вертится этот бренный мир. Он начал загонять что-то о том, что он не может никому дать любви, что любви не существует, что Марва глупая девка, которую ему жаль, ведь он понимает, что она обречена на вечные муки от любви к такому совершенству, как он.

Черт. Как я ненавижу все эти его псевдо-философско-буддистские разговоры. Да, с ним бывает весело, с ним классно попадать в передряги, он преданный друг, но с ним всегда нужно соблюдать одно правило: никогда, никогда нахрен и близко не подходите к нему, когда видите, что он спалил какое-то прекрасное мгновение. Это может произойти на балконе, когда он смотрит на закат. Может случиться в тачке, когда какой-нибудь душевный трек в магнитоле, по его мнению, полностью подходит к пейзажу-картинке за окном. Один раз мы просто возвращались ночью из круглосуточного магазина с дешевым пивом домой. Мы были пьяными в говно. У меня по лицу были размазаны сопли и кровь, потому что я подрался с охранником. Ежи минуту назад блевал как последняя скотина на какое-то старинное здание. Понимаете, все было настолько отвратительным и грязным, что просто хотелось залезть под душ прямо в одежде и смывать, смывать, смывать с себя все это. Но Ежи, этот романтичный дурак, остановился под фонарем и начал ловить ртом снежинки и напевать какую-то рождественскую песенку из «Один дома». И сказал что-то вроде: «Тит, запоминай это мгновение. Оно прекрасно. Мы с тобой гадкие, а снег чистый. Люди постоянно исчезают, а природа вечна. Она великая. Я поклоняюсь ей».

Я иногда думаю, что Ежи педик. Но по нему сохнет столько девчонок и он со столькими трахался, и в драке он довольно неплох… С его ориентацией все в порядке. Но в душе творится полный пиздец. Так что я называю его духовным педиком.

В общем, он поныл на балконе о Марве и ее письме. Сказал, что хочет развеяться. Я, если честно тоже не очень хотел сейчас находиться в квартире, потому что с минуты на минуту должна была прийти трезвая и малолетняя Настя. Я бы не выдержал ее щенячьих взглядов при таком скоплении народа. Пусть сначала подбухнет. А там мы как раз уже вернемся, и может быть, у меня с ней наконец-то выгорит. Мы вызвонили Фила, заставили его прокатить нас по ночному городу. Взяли разных «приправ» и отчалили с хаты.

Во дворе мы столкнулись с каким-то типом, который ошивался возле домофона.

– Эй, парень, ты из какой квартиры? – как ответственный гражданин и родной брат бывшей участницы жилищного комитета спросил я.

– Не, не пацаны, никаких проблем, – ответил он и побежал к бэхе, на ходу расстегивая свою шуршунчатую старенькую олимпийку.

– Такой бомжара и на такой тачке. А мы как лохи до сих пор на четырке двигаемся, – заныл опять Ежи. Хотя, это его тупой друг ездил на четырке. У одного из моих друзей, у Джонни, был субарик и в той тусовке никто не завидовал какой-то там бэхе.

Мы поехали на набережную, потому что там был крутой вид. А Ежи даже шабить не может без романтических декораций. По дороге мы проезжали мимо остановки, где я впервые увидел Настю. Мы тогда как раз были с Джонником. Он просто выехал покататься, а я попивал пиво на пассажирском. Мы уже проехали пару метров, прежде чем я зашептал Джа:

– Ну-ка, ну-ка, сдай назад, братан. Там нормальная такая дама вроде стояла.

Он медленно поехал назад, я открыл окно, и хотел, уже было, сказать что-нибудь тупое, наглое и пошлое, вроде: «Девушка, вам не страшно тут одной? Может быть, познакомимся, а потом мы сможем подкинуть вас до дома?» Как вдруг девушка с остановки громко и отчетливо произнесла:

– Пацаны, мне еще нет восемнадцати, вам нечего со мной ловить.