Томаш Кенч - Шаг сквозь тень

Мы зашли в «Карлис», и я заказал себе большой бургер с говядиной и перчиками гуакамоле, а Майкл – пиво и крылышки «Баффало». Взяли подносы и сели за стол.

Майкл одним залпом отхлебнул треть бокала и посмотрел на меня своей озорной, ребячьей улыбкой.

– Так что, у тебя появилась девчонка, Бадди?

– Да, не то чтобы…

– Как вы с ней познакомились?

– Это что, допрос?

– Да нет же, – Майкл засмеялся и прикончил остаток бокала. Громко брякнул им об стол и вытер подушкой большого пальца усы. – Мне интересно, взгляни на меня, я кучу времени в глаза женщин не видел.

– Тебе только что продала пиво женщина, дядя.

– Не валяй дурака, Бадди, ты прекрасно понимаешь, о чем я.

Это может показаться чертовщиной, но я понятия не имел, как перед ним возник очередной бокал. И пока я думал, что ему ответить, Майкл здорово к нему приложился.

– Какая она из себя, эта Мэй? Как вы с ней познакомились?

В этот момент я вспомнил, откуда у меня взялся ее телефон. Это меня жутко разозлило. Старик все знает и просто валяет дурака. Теперь я жалел, что попросил его об этом. Только занятый едой рот удержал меня от резкого комментария. Дожевав, я сказал:

– Мы познакомились в интернете, представь себе.

За моей спиной шипели гамбургеры.

– Красивая, наверное, до чертиков. – Сказав это, он как-то нервно погладил кончиками пальцев край подноса.

– Да, так и есть.

– Ты, небось, наплел ей всякого, да? Что ты детектив и все такое.

Я посмотрел на Майкла: высокий, переходящий в залысину лоб был красным и слегка шелушился; видимо, зараза уже подбиралась к его лицу. Он смотрел на меня и улыбался, а глаза его стали стеклянными от выпитого пива.

– Майкл! – не выдержал я. – Ну что за любопытство?

Я не замечал того, как часто разговариваю с ним тоном обвинителя. Меня всего просто трясло. С каждым днем между нами росло непонимание, словно катящийся с горы снежный ком. Мне было жалко Майкла. Он был человеком, находившимся под давлением старости и алкоголя. Я смотрел на его жирные пальцы, на то, как он обгладывал куриные кости, словно пес и кидал их прямо на поднос, торопливо запивая пивом.

Наконец он собрался сказать мне что-то, и пивной бокал застыл в воздухе на полпути к его рту.

– Ты стал каким-то скрытным, Бадди, не подкопаться. Все думаешь о чем-то. Молчишь.

– Я тебе уже говорил. Мне кажется, мы не там ищем, – медленно произнес я.

– Расследование только началось, не торопись жить, Бадди. Будешь смотреть во все стороны – не увидишь того, что творится у тебя перед носом. Нужно уметь жертвовать частным во благо общего. – Рот он утер салфеткой, отодвинув в сторону пустой бокал.

– Ты это к чему сейчас?

– То, что мы имеем на данный момент – единственные настоящие зацепки. У копов слишком мало шансов раскрыть это дело, а у нас тем более. Но если мы будем работать скрупулезно, мы, в конечном счете, можем добиться успехов.

– И что же я по твоему должен делать?, – продолжил я. – Изучать вместе с тобой видеозапись из лифта, вдоль и поперек изрезанную, или изучать ее аптечку? Мы даже не знаем, что вырезали из записи копы, как мы можем вообще судить о чем-то?

– Я тебя ни к чему не принуждаю, Бадди. Наоборот, даю тебе карт бланш, делай что хочешь, но, умоляю, смотри при этом себе под ноги.

– Ты слышал о недавней вспышке туберкулеза?

– Да. – Майкл без смущения облизал жирные пальцы, а затем с усердием принялся оттирать их салфетками. Через минуту из использованных салфеток на столе вырос целый сугроб.

– Так вот, есть тест на определение у больных туберкулеза – «ЛАМ ЭЛИЗА».

Майкл задумался. Он достал из кармана пиджака нераспечатанную пачку «Лаки Страйк», снял с нее целлофан, оторвал фольгу и вытащил сигарету. Поднес ее к губам и понюхал табак. Но закуривать не стал, а лишь держал сигарету в пальцах, слушая меня.

– А еще, это конечно ни о чем не говорит, но это произошло в один день с тем, когда Элизу нашли в баке с водой.

Майкл ничего мне не ответил, а лишь поднялся из-за стола, запихивая себе в рот остаток курицы. Я встал вслед за ним, и мы вернулись в контору.

После обеда я еще немного посерфил сеть, но так и не нашел ничего нового, а примерно без четверти пять пришло сообщение от Мэй:

«Можешь приехать в шесть»?

Тогда я собрался, накинул на плечи пиджак, закинул в сумку лэп-топ и блокнот.

– Я возьму твою машину, Майкл?

Майкл сидел перед погасшим монитором своего компьютера, в руках держал воткнутый в точилку карандаш. Он посмотрел на меня, и тогда я впервые заметил что-то в его взгляде. Что-то, что укололо меня, словно иголка.

– Конечно, Бадди.

Я подошел к нему и положил руку ему на плечо.

– Я сам здесь все закрою, – сказал он.

Едва я дошел до двери, Майкл меня окликнул.

– Если что-то можно одинаково объяснить несколькими способами, стоит выбирать наиболее простой, парень. Если ты слышишь топот копыт, думай о лошадях, а не зебрах.

Мне не хотелось больше смотреть ему в глаза, было в них что-то противное моему уму, и я не глядя закрыл за собой дверь.

В тени у дома Мэй было прохладно, с деревьев еще капала вода после вчерашнего дождя, отчего было еще прохладнее и приятнее. Я заглушил двигатель и вышел из машины.

Я позвонил в звонок дома Мэй ровно в шесть вечера. На мне был мой лучший наряд – пиджак «Дона Каран» на две пуговицы, белая рубашка и серые фланелевые брюки.

Дверь мне открыла Мэй, в свободных джинсах и серой майке «Сан-Диего Чарджерс». Несмотря на свой домашний прикид, она была совершенно сногсшибательная. Оглядев меня, она взяла меня за руку и сказала:

– Привет, Бадди. Зайдешь? Послушай, мне не хотелось ей сообщать, но мама узнала, что ты придешь. И она настояла, чтобы ты остался у нас поужинать.

Я поймал себя на мысли, что зря я разоделся как дурак. Признаюсь, это было для меня легкой неожиданностью, но я все же решил не упорствовать. Тем более, если девушка приглашает.

Перед домом была длинная лужайка, недавно подстриженная. По всему видно, что за домом следили.

– Разуйся, пожалуйста. – Мэй указала мне на небольшой обувной ящик у входа и сама сняла кроссовки, которые смотрелись на ней так же хорошо и естественно, как вечерние туфли. Если человека пронизывает незримая энергия красоты и изящества, совершенно не важно, что на нем одето.

Я позволил Мэй взять меня под руку и провести в дом. Фойе было таким же простым, как и фасад дома.

– Это ты, милая? – раздался женский голос.

Восточные женщины практически не имеют возраста. И теперь, глядя на красивую, высокую женщину, смотрящую прямо мне в глаза, я не мог понять, сколько ей лет. Неужели это была мама Мэй? У нее были такие же блестящие темные волосы и бледная кожа.