Дмитрий Долинин - Лейтенант Жорж

– Но, ваше превосходительство, мы должны ему уже почти десять тысяч! – испугался финансист.

Дитмар посмотрел ему в глаза, и финансист уловил в них какое-то молящее собачье? или кошачье? выражение.

– Постарайтесь, Евсей Платонович… Очень нужны деньги. Очень! И как только придет перевод от Гукасова, потрудитесь немедленно с Сергеем Николаевичем расплатиться. Можете у меня не спрашивать. Сразу же расплатитесь, господин капитан. А сейчас – шагом марш к соседу!

– Слушаюсь!

Финансист вышел на лестницу и двинулся на третий этаж.

Шестаков погасил папиросу и включил усилитель. В дверь квартиры звонили. Шестаков вскочил и вышел из каморки. Упёрся плечом в книжный шкаф, и тот легко поехал вдоль стены, скрывая вход в тайное укрытие.

Отпер замки. За дверью переминался с ноги на ногу Евсей Платонович.

– Сергей Николаевич, по-соседски – выручайте…

– Деньги?

Финансист кивнул.

– Не знаю, как и быть, – Шестаков помолчал. – Вот вчера только Снайдерса приобрел… Не дешево, знаете ли…

– Люди бедствуют… Очень нужно, – сказал финансист, – выручайте. Мы же всегда расплачиваемся. Может у вашей супруги попросить?

– Вот вы сами и просите.

– Ну, Сергей Николаевич! Вы же знаете… Вам проще. Нас Алевтина Петровна не жалует.

– Когда вы намерены вернуть? – вздохнул Шестаков. – Кстати, сколько требуется?

– Тысяч пять.

Шестаков укоризненно покачал головой, помедлил, захлопнул дверь квартиры и пошел наверх. Оглянулся и снова качнул головой. Финансист развёл руками.

Когда вечером Дитмар в длинном пальто и шляпе спускался по лестнице, из окошка консьержа выглянул Горобец.

– Ваше превосходительство!

– Чего тебе, Ваня?

– Кажись горе, а раздумаешь – власть Господня.

Хотел Дитмар что-то ответить, да лишь молча повернулся и пошел прочь. Горобец поглядел ему вслед, задернул занавеску на своем окне и направился в соседнюю комнатенку, где у него давно было налажено нехитрое швейное производство и стояла узкая койка, на которой лежали навалом дамские лифчики, отороченные кружевами. Швейным ремеслом Горобец владел еще с Гражданской.

Петя Бельский ждал Аркадия Сергеевича уже целый час. Он нетерпеливо топтался возле авто, заранее распахнув переднюю дверцу. Дитмар всегда любил ездить спереди. Но сегодня уселся на заднее сиденье. Машина тронулась, Дитмар молчал, Бельский косился – странен генерал, чёрен лицом.

– Вы чем-то озабочены, Аркадий Сергеевич?

– Мартын Сотников и еще один наш погибли. Убиты на границе.

– Как это? – Бельский резко затормозил. – Не может быть!

– Прошу вас, не спрашивайте.

– Можно я покурю, Аркадий Сергеевич?

Дитмар пожал плечами. Бельский вышел на тротуар и закурил. Всхлипывая, шагал возле автомобиля туда и сюда. Туда и сюда. Дитмар выглянул в окно, поймал Петю за руку.

– Простите, Петя, вы ведь дружили с Мартыном, простите меня…

Бельский откинул недокуренную папиросу:

– Едемте, – он вернулся на шоферское место. – Как обычно? В больницу? За Верой Ивановной?

Кухонный стол был покрыт старой чистой скатертью, потертой и заштопанной. Салфетки скручены и вложены в кольца, вилки и ножи лежат на подставочках, хлеб в корзинке. На подоконнике старый клочковатый кот лакал из блюдечка молоко. Вера Ивановна, жена Дитмара, взбивала яйца для омлета. Генерал сквозь лупу рассматривал фотографии, полученные от Сурина. Вот красноармейцы, вытаяв из леса, окружили походников. Вера Ивановна заглянула через плечо Аркадия Сергеевича.

– Это ты их на смерть послал, – сказала она. – Твой грех, Аркадий.

Походники только что вскочили, собравшись бежать, одна устремленная в беге нога Мартына зависла в воздухе. Шура в наклон застыл над водой, беспомощно вскинув руки, видно уже сраженный пулей. Красноармейцы напряглись, отставив зады, ухватившись, будто чтобы не упасть, за ноги мертвеца.

– У этого мальчика большевики убили двух братьев, сестру, – сказал Дитмар. – Он погиб, как солдат.

Вера Ивановна плюхнула взбитую яичную массу на сковороду.

– Оставь свою риторику, – сказала она. – Время солдат ушло. Ты просто губишь людей. Пока Россия сама не опомнится, вы бессильны.

Дитмар почувствовал чей-то взгляд, повернулся. Кот глядел ему в глаза, глядел сурово и, как казалось Аркадию Сергеевичу, осуждающе.

Пологие холмы, прямоугольники виноградников, желтоватый сахар дальнего горного хребта уже осветились восходящим солнцем. Лицо старика Гарабоса было будто сшито из кусков коричневой замши. Он медленно, но твердо шагал по пыльной дороге.

Сзади догоняли торопливые шаги. Гарабос оглянулся, за ним спешил чернявый парень, Марчелло.

– Рано ты встал, – сказал Гарабос. – Выходит, зря люди болтают, что итальянцы сони. Куда идешь?

– К де Бриньяку, на молотьбу.

– Нам по пути. Скажи, а у вас в Италии люди тоже помогают соседям?

– Обязательно.

– Слыхал, старый Жиль помер?

– Слыхал.

– Ну, пахать-то он уже не мог, а мотыжить мог еще. Жаль.

Гарабос вытащил из котомки бутылку вина, глотнул и протянул бутылку Марчелло.

– А я так думаю, что ты де Бриньяку за аренду должен, – сказал Гарабос. – Надеешься отработать? Думаешь, отсрочит?

Марчелло пожал плечами.

– Он может отсрочить, ему все равно, – сказал Гарабос. – а вот баба его – вряд ли.

– Да, строгая бабенка. Это за строгость ее лейтенантом Жоржем у вас зовут?

– А что, не плохая бабенка. Ты бы ей ноги раздвинул, а? Коли штаны ухитрился снять?

– Больно худая… Она ведь не здешняя? Откуда она? С севера?

– Из России.

В усадьбе де Бриньяка стучал и пыхтел паровичок, вращая молотилку. Человек десять окрестных крестьян поддевали вилами из скирда скошенную пшеницу и кидали в чрево машины. Та, которую крестьяне звали лейтенантом Жоржем, хоть, настоящее её имя – Мария, Маша, расхаживала по двору, отдавая распоряжения. На ней, и впрямь, красовались галифе, кавалерийские сапоги, потертый то ли пиджачок, то ли жакет, и берет, надвинутый на глаза.

Сам Франсуа де Бриньяк в распахнутом на худой волосатой груди халате сидел за столом у себя в кабинете и что-то писал. Кабинет был пыльным, темным, неприбранным, как и вся усадьба. Со стен глядели коричневые лица предков. Дверь резко распахнулась, вошла Мария и остановилась на пороге.

– Франсуа, потолкуй с мужиками. Они все здесь.

– А? Что? – пробормотал он, не поднимая головы.

– Потолкуй с мужиками, говорю. Ты помнишь, сколько они нам должны?

– Мадам, мадам! – досадливо отмахнулся де Бриньяк. – Я работаю! Я вас умоляю! Я сегодня должен закончить статью. Редакция ждет.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».