Мария Цейтлин - Возвращение в будущее

Гражданка Столбова слегка опешила, увидев такую ораву в своей квартире.

– Гражданин начальник! Ну, вы бы хотя бы предупредили! – воскликнула дама.

– Нет времени, гражданка, на предупреждения! Размещайте людей! – сказал милиционер и вышел, оставив нас с хозяйкой.

Крайне неприятно чувствовать себя навязанным кому-то, кто совсем не в восторге от твоего присутствия, и с превеликим удовольствием избавился бы от тебя, если бы только мог. Именно это мы чувствовали, стоя в передней Столбовых. Не зная, как быть, отец сконфуженно произнёс:

– Простите нас…

– Да что мне вас прощать! – отмахнулась женщина в бигуди. И помолчав, добавила, – ну, давайте знакомиться. Меня зовут Любовь Николаевна. Мужа моего – Павел Васильевич, его сейчас нет… Вас как называть?

– Моё имя Залман, – представился папа. – Моя жена Лена, дети: Гиля, Лиза и Илья.

– Ясно, – молвила Любовь Николаевна, смерив нас взглядом. – Ну, что же, пойдёмте! Подумаю, куда вас пристроить.

Мы проследовали за хозяйкой из прихожей в небольшую гостиную.

– Значит, так, – со вздохом оглядев нас, сказала Любовь Николаевна, – жить вы будете тут, другой комнаты у меня для вас нет. Вот здесь поставлю вам ширму. Сюда можно занавеску вместо двери. Могу дать две раскладушки. Если у вас есть деньги, можете сходить на рынок, найдёте там, я думаю, и раскладушки, и постель – люди сейчас всё продают. Вещей, я вижу, у вас и нет совсем?

– Только то, что на нас…

– Ну, значит, этого сундука вам с лихвой хватит… Пойдём со мной, мальчик, – обратилась она к Гиле, – поможешь мне достать раскладушки из чулана.

Раскладушки были принесены, ширма поставлена, импровизированная дверь повешена. Отец, взяв в помощь Гилю, отправился в город на рынок, чтобы купить самое необходимое. Мы с мамой, уставшие, измученные долгой дорогой, остались разбирать наш единственный узелок, что заняло не более пяти минут. Потом мама усадила нас с Аликом рядом с собой, обняла, и так мы долго просидели молча, пытаясь осмыслить всё, что с нами произошло…

Мы кое-как устроились в том углу, который нам выделили Столбовы. Папе удалось достать ещё одну раскладушку, пару одеял и подушек. Убегая из дома, мама схватила, конечно, не только грамоты с портретами Ленина и Сталина. Она, к счастью, успела взять и деньги, что были припасены на чёрный день. Мы смогли купить немного самых необходимых вещей.

Муж хозяйки, Павел Васильевич Столбов, конечно, не пришёл в восторг, увидев поселенцев в своей квартире. Вообще, он оказался довольно странной личностью. Гражданин, которому не было и сорока лет, вместо того, чтобы с оружием в руках защищать свою родину от врага, как это делали миллионы мужчин его возраста, занимался охраной какого-то магазина. Как этому довольно здоровому, упитанному человеку удалось достать бронь, мы, конечно не знали. Как сказал отец: “Нас это не касается и нечего лезть не в своё дело”.

Помню, в тот первый вечер нашего пребывания в доме Столбовых, мама, оглядев более чем убогую обстановку того угла, где нам предстояло жить неизвестно сколько времени, села и, уронив лицо в ладони, расплакалась. Я знала, о чём она думает. От тех же мыслей и у меня ком к горлу подступал. Я не знала, что сказать и как её утешить. А Гиля подошёл к ней, сел рядом, обнял и сказал:

– Мама, не надо, не плачь. Зато мы все вместе.

Мама посмотрела на нас, оглядела одного за другим, обняла Алика, который тихо пролез ей под крыло, и сказала:

– Да, мы вместе… Благословен Господь, спасший жизнь моих детей, как спас Он свой народ, выведя его из Египта…

Не припомню, чтобы раньше мы слышали от мамы подобных слов. Но сейчас она взяла у папы маленький молитвенник, который подарил ему дедушка при расставании, и, отвернувшись, стала тихо читать молитву.

Страшное лето 1941 года, когда мы, как и многие сотни тысяч граждан, потеряли родной дом, связь с близкими, оказались вдали от всех и вся, у чужих людей, в тяжелых условиях, в которых наша семья должна была выживать, – это лето стало для страны крайне сложным и очень болезненным периодом. Враг стремительно продвигался по территории СССР. Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, к концу 1941 года под немецко-фашистской оккупацией оказались Белоруссия, Украина, Молдавия, Прибалтика, значительная часть России. В начале осени началась блокада Ленинграда. А седьмого ноября по радио транслировался репортаж о параде советских войск на Красной площади в Москве, – тот самый парад, откуда войска шли прямо на фронт, находившийся уже в десятках километров от столицы.

На фронтах шли бои, а в тылу люди обязаны были выживать, работать и учиться. В тылу была другая война, другие битвы и другой страшный враг – голод, воевать с которым приходилось ежедневно, ежечасно. А кроме голода было ещё отчаяние. И всеми силами нужно было стараться не позволить этому отчаянию овладеть тобой. Сохранять надежду в то время, когда пуст желудок – нелёгкое испытание. И всё-таки мы верили, что война закончится и мы вернёмся домой.

Сразу по приезде в Троицк родители устроились работать на завод. Алика определили в детский сад. А первого сентября, как положено, мы с Гилей пошли в школу. Он, к тому же, пошёл работать слесарем в мастерские Воинской части. Я поступила в шестой класс в девятую школу на улице Красноармейской, возле городского парка. Это была школа-семилетка. А поскольку мой брат окончил семь классов в Могилёве, то в восьмой класс он пошёл в школу № 13, которая находилась тут же, рядом, возле парка. После уроков, в том случае если они заканчивались в одно время, мы вместе возвращались домой. А потом Гиля шёл на работу.

Все домашние дела лежали на нас с братом. Родители работали по многу часов, приходили поздно – часто тогда, когда мы уже спали. На заводе они получали продуктовые карточки на себя и на нас. По карточкам выдавались мясо – 500 грамм на месяц, крупы – 800 грамм, жиры, сахар – по 200 грамм… Норма на детей была ещё меньше. И на этих мизерных пайках люди должны были выживать. Карточки берегли, как зеницу ока – в случае утраты они не возобновлялись.

Голод преследовал нас постоянно. Дневной нормы продуктов было не достаточно. Мысли о еде не давали покоя. Как о манне небесной, мечтали мы о сдобной булке и настоящем чае с вишнёвым вареньем! Так же дразнила наше воображение хрустящая корочка свежевыпеченного хлеба. Ну, или на худой конец, просто лишний кусочек хлеба сверх той смехотворной нормы, что выдавалась нам в день. Не знаю, что бы с нами было, если бы мама не додумалась вовремя купить мешок картошки и в очередной раз благодаря своей интуиции спасти свою семью. Только благодаря этой картошке мы смогли пережить ту первую суровую военную зиму.