Самуил Ходоров - Белая Лилия

Путь был, действительно, нескучен. Поистине Лиле не так уж и много надо было. Просто хотелось держать руку Виктора в своей руке, вместе с ним шагать по свету, находить с милым рай, если не в шалаше, то в простой зелёной палатке и в старой, выштопанной горными ветрами, штормовке задыхаться от щемящего чувства, которое вызывают неизведанные дороги, по которым предстоит пройти. Одна из таких дорог пролегала от небольшого полустанка, затерявшегося между лесистыми карпатских хребтами, к горной заимке, которая представляла собой что-то наподобие небольшого хуторка, вмещавшего в себя три избушки, больше похожих на хижины. Одна из этих деревянных избушек, выстроенная в гуцульском стиле, принадлежала давнему другу семьи Бровченко, заместителю главного архитектора львовского горсовета, любезно уступившему её Виктору в новогоднюю ночь. Таким образом, в последний день уходящего 1966 года весёлая компания друзей, поставленная на беговые лыжи, жизнерадостно отмеривала десятикилометровый маршрут от полустанка к хутору, в котором она и намеривалась встретить новый год. Виктор шёл первый, прокладывая в глубоком, девственно чистом, снегу первую, ещё ненакатанную, лыжню. Лиля, полной грудью вдыхая свежий морозный воздух, двигалась вслед за ним. Всё Лилино естество окутало какое-то невиданное безмятежное спокойствие. Ажурные, тихо ниспадающие с небес, снежинки оставляли свой влажноватый след на её куртке, лыжной шапочке и светящемся от тихой радости лице. Лиля наслаждалась солнечными бликами, которые заливали ярким светом заснеженные альпийские луга, восторгалась вполне ощутимым дыханием причудливых, уходящих далеко за горизонт, лесистых куполов карпатских вершин и ликовала, что впереди шёл любимый ею человек, который своей спиной закрывал её не только от редких порывов ветра, а и защищал от всех жизненных невзгод. А любимый человек, отталкиваясь палками и попеременно передвигая лыжи вперёд, уверенно скользил на них мимо вечнозелёных сосен и елей, обсыпанных, серебристым свежевыпавшим снегом. Он думал, как здорово, что Лиля рядом с ним и как хорошо, что они вместе встретят новый год, что его идея отметить зимний праздник в карпатской глуши претворяется в жизнь. Ещё подсознательно Виктор размышлял о том, как в горной хижине, в которую по его расчётам они должны прибыть через два часа, найти заветный уголок, где можно было бы уединиться с Лилей с тем, чтобы заняться с ней самым интимным. Было бы глупым полагать, что ежедневные поцелуи на парковых лавочках и в последнем ряду кинозала во время последнего сеанса тяготили Виктора. Пухлые податливые губы Лили всегда манили его, совместными усилиями они вкладывали в поцелуй нежность, тонкость и остроту чувств, которые невозможно было передать словами. Знаменитый психиатр Зигмунд Фрейд в своих трудах писал, что природой мужчины устроены так, что каждые пять минут они думают о сексе. Виктор не был фрейдистом: ему не приводилось читать исследований австрийского доктора, да и вряд ли их можно было получить в советских библиотеках. Он и не причислял себя к товариществу сексуально озабоченных и, конечно же, каждые пять минут его мыслительный аппарат не воспринимал информацию о том, что избегали говорить в советских школах. Но старик Фрейд был тысячу раз прав, об интимной близости он думал каждый день, как наяву, так и в невероятных эротических сновидениях, от которых он с трудом отходил, принимая по утрам отрезвляющий ледяной душ. Получалось, что интимные отношения с Лилей существовали только в теории, в силу отсутствия места их реализации. До практики, которая, как известно, является критерием истины, дело не доходило. Сейчас, когда лыжи выкатили Виктора на лесную просеку, обрамлённую хвойными ветвями карпатских смерек, он внушал самому себе, что желаемое должно наступить в грядущую новогоднюю ночь, в которую, по преданию, происходят чудеса. Говорят, что в армии в пищу солдат добавляли бром, чтобы снизить сексуальную активность защитников отечества. Виктор в армии не служил, да и вряд ли ему требовалось понижать своё либидо, скорее молодому мужскому организму необходимо было физиологически освободиться от того, что не только заполнило душу, а и то, что теологи, называют словом плоть. Он справедливо полагал, что секс не является извращением любви, наоборот, он есть не что иное, как её украшение, при условии, что корнями нарастающего физиологического мужского возбуждения и страсти являются всепроникающие и глубокие чувства взаимной привязанности между мужчиной и женщиной.

Эротические размышления Виктора прервали возбуждённые крики, следующих за ним друзей. Они первыми заметили желтоватые, радужно контрастирующие с тёмно-зелёной окраской окружающего леса, крыши деревянных избушек. Через четверть часа вся группа, стряхивая с ботинок налипший слой снега, входила в дом. Громогласное «ура» эхом разнеслось на весь верховинский хребет, простирающийся за резным окном, когда друзья, миновав сени, попали в огромную гостиную, венцом архитектурного интерьера которой являлся камин. Посредине гостиной стоял, большой, сделанный из красного дерева, стол. Характерной особенностью этого столярного произведения искусства являлась инструктированная розоватыми мраморными камешками крышка, откинув которую можно было увидеть, подсвечиваемый желтоватой лампочкой бар. Бар не был пустым, он был заполнен тремя бутылками «столичной» водки, бутылкой армянского коньяка и дефицитными штофами джина и тоника. Видимо, знакомый Виктору архитектор знал толк не только в искусстве, а и в спиртных напитках. Ребята тут же высвободили из своих рюкзаков бутылки, пестрящие красочными этикетками, с трудом раздобытого импортного вина и серебрящееся своими узкими горлышками традиционное советское шампанское. Не переводя духа после нелёгкого лыжного перехода, девушки принялись хлопотать у крестьянской печи с тем, чтобы успеть накрыть праздничный стол. Ребята рубили дрова для растопки печи и камина, украшали ватой и серпантином, стоявшую за окном самую что ни есть живую ель и носили вёдра с водой для чая и кофе. Когда из антикварных часов, висящих на стене, выпорхнула кукушка и прокуковала одиннадцать раз, все сели за стол проводить уходящий год. Вспоминали геодезическую практику на реке Быстрица, смешные случаи на экзаменах во время студенческих сессий, рассказывали весёлые истории, делились планами на будущее, пили искристое вино, прощаясь с пережитым и радостным, что уносил в прошлое старый год. Когда генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев заканчивал традиционное поздравление советскому народу и через несколько минут из недр старого транзисторного приёмника «Спидолы» должен был начаться перезвон московских курантов, Виктор попросил разлить шампанское и на правах руководителя мероприятия произнёс тронную речь: