Самуил Ходоров - Белая Лилия

– Уважаемый Ярослав Николаевич! Вынуждена поставить Вас в известность, что, если Виктор Бровченко будет отчислен из университета, то вместе с ним покинем нашу альма-матер и мы и, возможно, к нам присоединятся ещё несколько выпускников.

Ошарашенный профессор, доктор географических наук, в отличие от доцента Герасимчука, был крупным специалистом в области геоморфологии. Тем не менее, должность декана обязывала и его прогибаться под догматикой идеологии коммунистической партии, членом которой он состоял уже не один десяток лет. Возможно, поэтому он нарочито громким голосом рявкнул:

– Студент Бровченко, чтобы не накликать большой беды, прошу Вас немедленно покинуть помещение вместе с Вашими неудавшимися адвокатессами.

Когда за ними захлопнулась дверь, профессор, отчеканивая каждое слово, продолжил:

– Уважаемые коллеги! Прошу понять меня правильно. Проступок Виктора – это позор для нашего факультета, позор для всего университета. Ни в коей мере не оправдывая Бровченко, прошу Вас постараться взглянуть на его провинность под другим ракурсом. Виктор – отличный студент, претендует на красный диплом, одержим будущей профессией геоморфолога, с него получится грамотный специалист. Я признаться даже думал пригласить его в аспирантуру. Поверьте, коллеги, карьера сельского учителя это не для Виктора. Заверяю Вас, что на почётные учительские места у нас имеются немало более подходящих кандидатур.

Профессора Гончара перебил всё тот же хриплый голос, неутомимого борца за коммунистические идеалы, доцента Герасимчука:

– А как же, уважаемый профессор, быть со словами В.И.Ленина, что «газета является коллективным пропагандистом, агитатором и организатором». Кого, позвольте спросить, будет направлять, агитировать и организовывать, разорванная на мелкие части, газета? Нет, как хотите, но надо, выражаясь юридическим языком, создать прецедент, и, чтобы другим было неповадно, отчислить Бровченко из университета.

– Вы, товарищ Герасимчук, – снова вступил в дискуссию профессор, – не забывайте, что существует такая объективная реальность, как государственный, ещё раз повторяю, государственный план выпуска специалистов высшей школы, и в соответствии с этим планом у меня на столе лежат реальные заявки проектных институтов, геологических экспедиций и различных изыскательских организаций на наших выпускников. И с этим упрямым фактом нельзя не считаться. Не следует также выпускать из виду, что Бровченко не мальчишка-первокурсник, а состоявшийся студент-дипломник, на имя которого пришли письма-благодарности от экспедиций, где он проходил производственную практику. И последнее, товарищи: Вы все только что слышали голоса трёх девушек, готовых к отчислению из университета в случае, если его стены покинет Виктор. Я хорошо знаю этих девушек, можете быть уверены, они выполнят своё обещание. Их примеру могут последовать и другие, ибо Бровченко пользуется большим авторитетом среди студентов. А тогда уже не газета, как Вы позволили выразиться, доцент Ге-расимчук, а дружное студенческое братство будет являться одновременно пропагандистом, агитатором и организатором некого неформального, но действенного движения.

После долгих споров и жарких дебатов партийное бюро факультета, решив принять во внимание мнение профессора Гончара к сведению, постановило не выносить сор из избы и рекомендовать комсомольскому бюро факультета рассмотреть персональное дело комсомольца Виктора Бровченко. На заседании комсомольского бюро Виктор, наступив на горло собственной песне, бормотал что-то невнятное по поводу мифического беса, который его внезапно попутал, каялся в своём грехопадении, клялся в любви к учительской профессии. Однако в конце декларативно заключил, что учителем работать не пойдёт, чтобы не портить мировоззрение подрастающего поколения, воспитывать которое он просто не способен. Принимая во внимание мнение своих партийных наставников, комсомольское бюро факультета объявило Виктору выговор без занесения в личное дело.

Виктор отделался лёгким испугом по сравнению с тем, что ему угрожало. В немалой степени этим он был обязан трём своим подругам, так внезапно появившимся на партбюро. На самом деле из этой неразлучной и совсем не святой троицы, уже пятый год делившую небольшую комнатку в общежитии, подругой Виктора была та самая миловидная стройная блондинка, которая не побоялась накануне распределения и защиты дипломного проекта поставить ультиматум профессору Гончару во время заседания партбюро. Прекрасную и изящную блондинку звали Лилия Сергачёва. Если верить гороскопу, то благозвучное имя Лилия происходит от названия цветка. Белый же цвет лилии по многим преданиям означает красоту, невинность и непорочную чистоту. Виктор ни сколько не сомневался, что его Лиля бесповоротно соответствует этим преданиям. Она, действительно, отличалась просто необычайной белизной волос, длинные локоны которых серебристыми волнами струились по тонким плечикам девушки, обрамляя её хорошенькое личико. Виктор ни сколько не сомневался, что блондинки – это не только цвет волос гламурных белокурых женщин из красочных обложек глянцевых журналов и глупых героинь из популярных анекдотов, а, напротив, символ незаурядного интеллекта и квинтэссенция скромности и поразительной женственности. Именно таковой и являлась в представлении Виктора Лиля Сергачёва.

Полной противоположностью Лиле была вторая участница тройственного союза, жгучая, привлекательная и сексапильная брюнетка Ляля. Она, часто подшучивая над Виктором, стараясь вызвать ревность у Лили, серьёзно и нежно шептала ему на ухо:

– Витенька, ну хватит уже при встрече целовать меня в щёчку, когда в наличии имеются такие страстные и малоцелованные губки.

На эту банальную тираду, Виктор неизменно отвечал:

– Ляля, ты же знаешь, что некоторые джентльмены, к которым, кстати, отношусь и я, любят только блондинок, все остальные мужчины любят брюнеток.

Классическая фраза «знойная женщина – мечта поэта» как нельзя лучше характеризовала внешний облик Ляли Кириловой. Она была стильной и загадочной, яркой и непредсказуемой девушкой, напоминающей роковую женщину из мыльных опер. Начитанная, эрудированная, остроумная и всё знающая Ляля всегда становилась как центром, так и душой любой компании. Она, как мощный магнит, притягивала к себе худшую половину человечества, подпуская её до определённого предела и тут же, если считала необходимым, выставляла невидимый, но непреодолимый барьер, перешагнуть который было нереальным. Да что там говорить, весь факультет хорошо понимал, что тронув кого-нибудь из святой троицы, можно было нарваться на такой, хотя и цензурный, но уничтожающий речитатив Ляли, что на долгое время становилось не по себе.