Татьяна Соломатина - Мало ли что говорят

Увы, как обычно, Соня дала себе слишком большие временные люфты, поэтому, исполнив всё задуманное, оказалась на финише ровно в половине десятого. На сей раз не заблудившись. Походив минут пятнадцать около памятника «дяде, тёте и мальчику» в том месте Бостона, которое очень походит на центр Львова или Кракова, если не задирать голову вверх, она высмотрела кафе на другой стороне улицы. Но по субботам оно открывалось в десять. Так что Соня отправилась к большому книжному магазину кварталом выше, но… он открывался в одиннадцать. Посчитав количество красной тротуарной плитки, ушедшей на мощение внешнего радиуса аллейки вокруг памятника эмигрантам-переселенцам, и выучив на память режим работы заведения «Cambridge Eye Doctors», она купила в открывшейся наконец «кулинарии» целый пакет пончиков, четырёхсотграммовую «непроливайку» кофе и присела на скамейку с целью всё это проглотить. Двухчасовая прогулка сделала своё дело – аппетит у девушки разыгрался нешуточный. Соня вынула пончик и закрыла глаза…

А теперь решите элементарную задачку на сообразительность.

Условие: прилично одетая гражданка двадцати семи лет уснула на скамейке в районе Арбата в десять утра в субботу.

Вопрос: что с ней могло произойти, если она проспала крепким богатырским сном почти час?

А.Её разбудили тычком милицейской дубинки в бок.

Б.Её разбудили местные бомжи или те же менты, стырив предварительно кошелёк и документы.

В.Местные бомжи или те же менты, стырив предварительно кошелёк, документы и сумочку, разбудили её, чтобы ещё и поиздеваться.

Зачеркнуть то, что с вами ещё никогда не случалось. Зачеркнули? Ну тогда просто ждите – скоро оно обязательно случится.

Тот же вопрос, но с условием парковой скамейки в центре Бостона.

Единственное, что у стырили у Сони, – бумажный пакет с пончиками. Правда, это были не полицейские, не бомжи и не местные «пионеры». Это были… белки!

Бесчисленные, воинственно настроенные, они выхватили последний поджаренный кусочек теста прямо у неё из рук. Возможно, они принялись бы и за саму Соню, но вовремя случилась Наташа.

«Кстати, белки случайно не плотоядные?.. Ох, лучше этого не знать…»

Когда вся дружная компания была в сборе – они перешли дорогу и поднялись по небольшой каменной лестнице к двухэтажному зданию с мансардой, которое венчал один златоглавый купол. Наташа тут же сообщила, что впервые публично Декларация независимости США читалась именно в State House штата Массачусетс. Но не в этом здании за изящной чугунной оградой, а в прежнем – скромном трёхэтажном кирпичном особнячке с ратушеобразной башенкой и часами, – зажатом ныне частоколом небоскрёбов. Соня не раз проходила мимо этого архитектурного ансамбля, удивляясь непохожести Бостона на Нью-Йорк. В последнем – «частокол» монолитен и незыблем, как американский флаг.

Нынешний State House начал функционировать в 1798 году. Он имел вполне европейский вид и больше напоминал особнячок внезапно разбогатевшего поволжского дворянчика. Если бы не купол, государственное знамя Соединённых Штатов Америки на флагштоке, красный кирпич и небоскрёбы в некотором отдалении. В Бостоне очень много этого пресловутого красного кирпича. Например, корпуса Гарварда напоминают здание Можайской общеобразовательной школы № 1. Особенно после того как в последней сменили ветхие окна на приличные стеклопакеты. (Памятник архитектуры, между прочим! Как у нас в Российской Федерации и положено памятникам архитектуры – в запущенном состоянии.)

И всё же главное административное здание штата Массачусетс вполне допускает непредвзятую возможность постирать на его ступенях грязные носки в тазике, ежели уж очень приспичит. Для сравнения: здание Музея изобразительных искусств имени Пушкина в Москве значительно помпезнее, не говоря уже о комплексе за стеной «из того же материала» [21]неподалёку. Какой там постирать. Там без тазика и с носками, где им положено быть, безо всяких усилий представишь себя несчастной белой мышью-сиротой.

Все прошли стандартную процедуру – рамка, турникет и, напоследок, толстый дядюшка-полисмен «околдовал» каждого «волшебной палкой-искалкой». Правда, документов у них при этом почему-то не спросили. Видимо, всё было заранее организовано.

К слову сказать, identity [22]у Сони в Штатах с маниакальным упорством требовали только при покупке сигарет и спиртного. А она при этом тешила своё самолюбие тем, что выглядит моложе двадцати одного года. Хотя всё дело было, конечно, в законопослушности американцев. Дома Соня часто наблюдала картину – пацанята десяти-двенадцати лет спокойно покупают сигареты, пиво или что покрепче в ларьках и даже супермаркетах. Зато кругом развешаны билборды социальной рекламы в духе: «Я не продаю спиртное несовершеннолетним». Глядя на них, в памяти почему-то навязчиво всплывал плакат периода post-«триумфального шествия советской власти», где – некая бородатая детина с окровавленной рукой и подпись: «Не режь молодняк!» Они там о другом, конечно, рисовали, но, согласитесь, было бы логичнее, чтобы наш отечественный «сенат», использовав все свои многочисленные «органы», озаботился бы этим бедствием, а не страстным органолептическим восприятием проблем чужих задниц, переименованием чего-то во что-либо ещё и прочими подобными «насущнейшими» проблемами.

Джим позвонил по местному телефону в холле – и спустя буквально пару минут вышел сенатор Джей ( политкорректный проигрыш вместо полного имени ).

Обычных американцев учат улыбаться по специальной методике на дому. А подготовкой сенаторов, по всей видимости, занимаются в Спецулыб Школах. У Джея было дружелюбное лицо с улыбкой до… таких больших и плотных образований, приделанных к голове. Знаете, бывают такие противные, мягкие, поросшие мехом, лаптеообразные уши – не то что потрогать, взгляд-то бросить неприятно. А у сенатора всё было с точностью наоборот – две мраморные античные скульптурки, за которые аккуратно были заправлены тёмные вьющиеся волосы. Соня еле сдержалась, чтоб не потрогать. Ещё у него был очень высокий лоб. А посреди лица, с чрезмерно широкими скулами, воткнут маленький, неожиданно красивый и изящный женский носик.

Сенатор был совершенно – законченно – некрасив и настолько же привлекателен и ухожен. Если бы Соню попросили определить его национальную принадлежность – она бы билась над решением этой проблемы до конца дней.

– Ты как думаешь? – шепнула она Наташе.

– Хэ зэ! – поняв, откомментировала та. И продолжила уже достаточно громко: – Сама думаю… Тут среди белого населения: пятая часть – айришпоиды. Англо-итальянопитеков и франконеандертальцев примерно поровну… Португальцев и поляков процентов пять, евреев и русских – столько же, чёрных, жёлтых и прочих – процента четыре. Ну, и «несчастных» коренных индейцев – около двух… Однако слишком темноволос и смугл для ирландца, слишком уж огромные уши даже для француза, и нос у него, прямо скажем, не еврейский. А на индейца он похож, как ты на черепаху Тортиллу. Этот тип идентификации не поддаётся – у меня национальный тупик! – последнее она уже почти выкрикнула.