Дан Борисов - Троглобионт

– Почему бы нет? ничего страшного, – после этого Алексей Петрович повернулся к Энн и «перевел», – Спасибо за заботу, у них лично всё в порядке.

Энн удовлетворенно кивнула головой.

– Не хотите ли кофе?

– Если можно чашку чая, пожалуйста. С детства не люблю кофе…

– сказав это она смутилась. Какое детство? когда она помнила не больше полутора месяцев своей жизни?

Женщина лечащий врач сразу начала излагать по памяти историю болезни Энн. Она говорила не громко, опустив глаза, как будто обращалась к вазе с печеньями, только изредка взглядывая на американцев, на каждого в отдельности. Алексей Петрович переводил почти дословно, лишь изредка путаясь в медицинских терминах. Закончила женщина практически на полуслове, но сразу распрямилась, тряхнула слегка крашенной в цвет седины короткой прической и выжидательно повернулась к Алексею Петровичу. Тот кивнул ей головой, перевел последнюю фразу и обратился к американцам:

– Теперь прошу вопросы… – поскольку те в растерянности молчали, добавил, – Спросите хоть что-нибудь, может она ваши голоса узнает, интонации…

Не узнала. И вообще это свидание получилось весьма напряженным и тягостным. Хотланд задал ряд вопросов научного характера, рассчитывая зацепить память об образовании. Алексей Петрович переводил довольно точно. Энн понимала вопросы, отвечала и даже не затруднялась с терминологией, но объяснить, откуда собственно она имеет эти знания, она не смогла. Дик, напротив, решил давить на чувственность и лирические воспоминания, Энн ответила, что никогда не бывала в Америке и ей трудно судить о тамошней жизни. Собственно всё было ясно. Для вида еще поговорили о чём-то медицинском и разошлись.

Гарри, даже не спрашивая ни у кого согласия, уселся в машину с остальными и велел отвезти его в посольство. Он сидел на переднем сидении, полуобернувшись назад, и травил разные анекдоты и байки из жизни иностранных разведок в России, особенно израильской. В этих историях бедные евреи всё время попадали в неловкие положения с бедными родственниками из аборигенов. Алекс искренно и смачно хохотал, Дик тоже хихикал для приличия, Хотланд же только улыбался, но думал о другом. Улучив минуту затишья в бурном веселье Гарри, он задал вопрос:

– Гарри а это… происшествие с Энн никак не связано с 11-ым сентября?

– Русские тоже так думают, ну и пусть думают. Ерунда это всё – никакой мистики в природе не существует, всё в жизни, особенно в политике, имеет реальные корни. Я всю жизнь в разведке и знаю, о чем говорю.

– Послушайте, Гарри, а нельзя всё-таки сделать что-нибудь… перевести её к нам, в Нью-Йорк? Может быть, через Госдеп попробовать…

– Хотланд, дружище, – Гарри мгновенно поменял выражение лица на крайне серьёзное и даже злобное, – Вы и так уже устроили нам незапланированный геморрой по дипломатической линии… эти двое тут так, с боку припеку, а вы… вот лично вы, – он грубо ткнул палец в грудь Хотланду, – Вы нарушили закон, не только России, но и Штатов. Так что, скажите спасибо, что мы замяли это дело… сидите в своём Нью-Йорке тихо и никаких жалоб! – он опять вдруг резко повеселел, – Кстати, похожий случай был на Ближнем Востоке – Моссад направил одного чудика в Сирию…

Когда этого весёлого парня высадили на Садовом кольце, возле американского посольства, все, даже Алекс, вздохнули с облегчением.

На следующий день Хотланд с Диком покинули территорию России. Они улетели в Нью-Йорк ни с чем. Алекс задержался в Москве по каким-то своим делам.

Энн после обеда еще проходила процедуры физиотерапии и встретилась с Егором только за ужином. Егор ел с аппетитом, но Энн поковыряла чуть-чуть в своей тарелке и отложила вилку.

– Егор, я не могу уже здесь… почему они меня мучают? Я хочу домой.

Егор чуть не подавился куском рыбы. Он посмотрел на Энн, думая о том, как, интересно, она представляет себе их дом? но ответил весело и беззаботно:

– А я ничего… мне даже нравиться стало.

– Если ты будешь надо мной смеяться… – она не знала, что будет, если будет вот это «если» и ничем не продолжила. Ей захотелось плакать.

– Ну, что ты, Аня, я… я нисколько не смеюсь. Какой тут смех. Дело в том, что положение наше с тобой слишком странное… Мы с тобой оба помним себя только здесь, в клинике, как мы будем общаться с другими людьми? с теми, что нас знали раньше? Хуже всего то, что одни будут говорить одно, другие другое, мы им на слово будем верить?

– Рано или поздно это положение кончится.

– А вот этого я боюсь больше всего, – теперь уже совсем искренне сказал Егор.

– Мы такие же люди, как все. Я всё вижу, всё понимаю…

– Мне кажется, чем дольше мы здесь пробудем, тем лучше, – в этом Егор был опять совершенно искренен, – Впрочем, не думаю, что это будет так, Алексей Петрович сказал мне, что нас скоро уже выпишут.

– Скорей бы. Мне каждый день здесь мука какая-то.

После ужина они погуляли по двору, посидели на скамеечке под кленами, посмотрели новости по телевизору. Сколько-нибудь интересных передач или фильмов в тот вечер не было, и они разошлись по своим комнатам.

Энн немного развлекалась на прогулке, но сейчас, оставшись одна, опять загрустила. Странность их положения здесь никак не укладывалась у неё в голове. Их пытаются лечить от амнезии, это понятно и нужно, но само по себе отсутствие памяти об индивидуальном прошлом не столько тревожило её, сколько непонятные отношения с Егором. Почему их развели по разным комнатам? Ну, ладно, процедуры проводят индивидуальные – это тоже понятно, но спать-то они должны вместе?

Она легла в постель, так и не включив света в комнате. Мысли, бродившие в её голове по замкнутому кругу, незаметно усыпили её.

На следующий день теперь уже Егора посетили гости. Генерал Троцкий, уже не первый раз бывая в Москве по делам, заезжал в лечебницу, проведать своего офицера. Генерала с Егором связывали не только служебные отношения. То, что рассказывал генерал про встречу в Чечне, было правдой, ну, почти правдой, за исключением некоторых деталей, но дело было не только в этом. Троцкий был другом семьи Градовых. После нелепой гибели его родителей, Егор стал ему кем-то вроде сына, тем более, что своих детей генерал не имел. Он понимал, что это нехорошо, но это именно он перевел Егора из Средней Азии на Финскую границу. Что поделаешь? слаб человек. Он начал хлопоты по переводу Егора месяца за три перед своей женитьбой. Тоска тогда на него напала, хотелось видеть рядом хоть одно родное лицо. Правда, виду он не подавал, был внешне холоден с Егором, как с обычным подчиненным ему офицером, ну, почти как с обычным.

В этот раз генерал приехал вместе с женой. Егор спустился в холл, где они его ждали, сидя на диванчике. При виде Егора оба встали ему навстречу. Егор холодно кивнул Лидии, но с генералом пришлось поздороваться гораздо более тепло. Троцкий сразу раскрыл объятья и прижал Егора к себе.