Владислав Князев - Русская комедия (сборник)

– Какой немыслимый подвиг провернем сегодня? – обратился к Гераклу Лука Самарыч и добавил: – С утра пораньше, на легкий желудок.

– Подвиг – не волк, в лес не убежит, – загадочно хмыкнул Геракл. – Не подвигом единым славен герой.

Неплохо сказано.

– Неужели вы это сами придумали? – удивился Лука Самарыч.

– Да нет, сеструха Афина, – признался Геракл. – Она все больше тобой интересуется и губы вдруг стала подкрашивать. А что: любовь зла, полюбишь и козла. Но это я к слову… Короче, Афина велела: «Подскажи своему дружку насчет статуи. Герою нужна достойная статуя».

– Спасибо за трогательную заботу, но это уж – не моя проблема, а безутешных современников, которые будут оплакивать мою кончину, – возразил Лука Самарыч. – Пусть сначала узрят незабвенного героя в гробу, переживут тяжесть невосполнимой утраты, а уж только потом испытают радостный прилив вдохновения и возьмутся за увековечение памяти кумира. Словом, торопиться некуда.

– Вот и я рассуждал так же: дескать, успеется. А потом пришлось локти кусать, – не унимался Геракл. – Сколько раз мне Аполлон твердил: «Давай сварганим твою статую, пока тебя не отправили на наш свет». Чтобы правдиво было, чтобы точная копия. А мне все некогда да некогда. Сам знаешь наше геройское рвение: лишь бы план по подвигам на сто и две десятые процента выполнить. Ну вот, наконец преставился. И тут же – к Аполлону: валяй, в смысле ваяй! А он мне шиш под нос: накось выкуси. Оказывается, увековечение памяти проходит на земле не по ведомству богов, а по линии смертных. Ну, смертные мне за все хорошее и удружили. Устроили гадость на века.

Великий герой горестно умолк.

– Позвольте! – сказал Лука Самарыч. – Смертные создали выдающийся скульптурный образ Геракла. На него можно любоваться в оригинале и в копиях во многих музеях мира. А мы, колдыбанцы, с огромным удовольствием зрим репродукцию одной из многих античных статуй, посвященных вам.

И он подал другу знаменитое академическое издание, на обложке которого красовался Геракл.

Полубог невольно глянул на свой «бесфиговый», по выражению мэра Поросенкова, образ.

– Ну и что тут хорошего? – проворчал он.

Мы восхищенно зацокали языком:

– Могучее мускулистое тело. Умное тонкое лицо. От всей фигуры веет изяществом и благородством. К тому же, если не ошибаемся, все это – эгейский мрамор. Или ассирийская бронза. Словом, сплошное эстетическое наслаждение. Не налюбуешься!

– Тоже мне, знатоки, – ухмыльнулся Геракл. – Весь Олимп смеется, а они, понимаешь, наслаждаются. Внимательнее полюбуйтесь.

Ну, раз хороший человек настаивает – пожалуйста.

– Если внимательнее, – зацокали мы языком уже на другой лад, – то статуя доставляет не столько эстетическое наслаждение, сколько огорчение. Тело отнюдь не могучее. Бицепсы слабоваты, трицепсы вяловаты, брюшной пресс никудышный. Короче, слабак. К тому же, наверное, вовсе не бронза, а скорее всего, чугун. Или просто нержавейка.

– Ну, насчет слабака вы зря. Сами вы сморчки, – обиделся Геракл. – Совсем не в том гадость. Еще лучше любуйтесь.

Постараемся:

– Да, на эту халтуру нельзя смотреть без возмущения. Лицо совсем не тонкое и не умное. Черты лица жесткие, как наши пряники. Лоб низкий, как наши потолки. Взгляд бессмысленный, как хождение по нашим магазинам. Словом, недотепа. К тому же, очевидно, кровельное железо. Или даже металлолом.

– Насчет недотепы вы зря, – еще пуще обиделся Геракл. – Сами вы болваны. Да и опять не туда смотрите. Совсем внимательно любуйтесь.

Ага! Догадались:

– Нельзя смотреть без осуждения. Ничего благородного. Ни галстука, ни шарфа. Ни смокинга, ни манишки. Ни порток, ни трусов. Короче, невежда. К тому же наверняка обычный гипс. А то и глина.

– Насчет невежды вы зря, – совсем разобиделся Геракл, тяжко вздохнул и легко завелся:

– Сами вы – сморчки, болваны и хамьё! Ни черта не смыслите в большом искусстве. При чем тут железо и глина? Да хоть из коровьего навоза! При чем тут галстук или трусы? Да хоть энциклопедией прикрывайся. Было бы чего прикрывать – вот в чем вопрос!

Он ткнул пальцем в репродукцию:

– Любуйтесь, что там у меня ниже пояса. Какую мне гадость смертные состряпали! Чуть больше мизинчика годовалого ребенка. Небось по своим меркам, клеветники, мерили. Тьфу!

– Тьфу! – угодливо подтвердил «Утес» хором.

– Наконец-то, – устало молвил полубог. – Спасибо за понимание и сочувствие. Вы – настоящие друзья.

– А это значит, – ловя благоприятный момент, тут же среагировали мы, – надо сию минуту поднять бокалы. С одной стороны, за дружбу, с другой стороны – с горя.

– Нет, это значит, что сию же минуту надо взяться за дело, – категорически заявил Геракл. – Сеструха Афина велела: «Немедленно покажи мне проект статуи Самарыча. Может, я что-нибудь от себя подрисую». Ха! Знаем мы их девичьи художества. Не иначе как в Самарыча втюрилась. А что, любовь – дура, полюбишь и козлотура. Но это я к слову. Короче, валяйте, в смысле ваяйте.

Итак, нам подбрасывают сверхзадачу, с которой не справились бог Аполлон и все супермастера скульптурного цеха. Ну что ж, беремся за нее. С удовольствием.

Мы перемигнулись и… Дальше, наверное, начинается уже быль. А может быть, пополам: и легенда, и быль. А может быть… Впрочем, решайте сами…

– Итак, в повестке дня стоит вопрос о создании статуи легендарного героя Самарской Луки – Луки Самарыча, – объявил просветитель Профанов. – Она должна быть создана немедленно и на самом высоком идейно-художественном уровне. Кто за то, чтобы эту ответственную работу поручить выдающемуся ваятелю современности Валериану Владимировичу Безмочалкину?

Разумеется, единогласно.

– Благодарю! – встал и поклонился наш Мойдодыр, он же Роден. – Доверие коллектива окрыляет. Чувствую, как во мне просыпается вдохновение… Вот оно уже и проснулось!

Мы поаплодировали.

– Итак, – по-плотницки потер руки Безмочалкин. – Вдохновение есть. Натура изучена. Теперь – замысел. Этот пункт при моем художественном воображении не вызывает никаких затруднений. Я уже вижу композицию. Она будет решена в самом современном стиле. Образ, естественно, – волнующий. Оригинал статуи поместим на легендарном Волжском Яру, в центре видовой площадки. Копию – в Лувре, в зале шедевров конца двадцатого столетия.

– Что еще? Не упустить бы из виду какой-нибудь существенный момент. Ведь статуя должна быть не просто художественным шедевром. Подобно своему прототипу, она должна быть легендарной. Что это означает?

Ох, сейчас начнет загибать!

– Это означает, что статуя Луки Самарыча будет… оживать. – И он изложил свой бесподобный, поистине колдыбанский взгляд на предмет разговора.

Статуи, оказывается, имеют свойство оживать и становиться легендарными. Правда, до сих пор легенды про статуи ходят в основном жуткие.