Владислав Князев - Русская комедия (сборник)

– Экскурсия окончена, – объявил наконец певец особых колдыбанских достопримечательностей. – Какие будут вопросы?

– Ну-у-у? – требовательно вопросили «маршалочки» хором.

– Где же знаменитые волжские атаманы, про которых вы рассказывали? – конкретизировала вопрос солистка Дуся. – Не с Бельмондо же нам на лодке кататься!

Хм. А логика-то колдыбанская. Что значит не москвички, а свои родные провинциалочки. С такими мыслителями, хоть и в юбках, можно, пожалуй, поделиться нашими дерзкими замыслами. На предмет, сами понимаете, высокого искусства.

Мы словно по команде сделали шаг вперед и кашлянули. Хором. С напором. Так, чтобы в Жигулевских горах погуляло из края в край богатырское эхо.

«Маршалочки» словно по команде оглянулись.

– О-о-о! – приятно изумились они хором.

– Вот и знаменитые волжские атаманы! – конкретизировала Дуся, и вырез на ее платье сам собой стал глубже, чем уральские озера.

Ее подруги немедленно открыли свой меткий огонь по живым мишеням. Само собой, на поражение. Правда, не у всех «маршалочек» декольте были так же глубоки, как уральские озера. Но ведь каждый регион имеет свои достопримечательности, и гостьи Волги достойно представляли их.

Мы были, естественно, поражены и схватились как по команде за сердце. Пылкий Ромео-Ухажеров даже закачался, словно пьяный, и упал. Но все-таки не навзничь, словно пьяный, а на колени. То есть словно рыцарь.

Милые артемиды остались нами довольны. Зато проявил недовольство и заметал молнии в нашу сторону экскурсовод Показушников.

– Дамы и барышни! – обратился он к своим подопечным милашкам. – Вы имеете редкую возможность видеть на свежем воздухе самую удивительную достопримечательность Самарской Луки. Колдыбанские философы-мыслители. Так сказать, тринадцатое чудо света.

Ирония была очень тонкой. Но недаром говорится: где тонко, там и рвется. Милые посланницы дальних регионов восприняли слова гида буквально.

– Нам нравится число тринадцать, – решительно заявила от их имени Дуся. – В нем есть что-то роковое.

Показушников, однако, продолжал поливать нас дождем своей иронии.

– А еще они именуют себя истинными колдыбанцами, – саркастически характеризовал он своих земляков. – От обычных смертных отличаются тем, что полдня сидят в своем кабачке, а остальные полдня лежат на диване. Силы берегут.

Здесь сарказм гида достиг очень большой тонкости, а где очень тонко, там рвется с особым звуком.

– А-а-а! – уважительно молвила женская капелла.

Солистка-уралочка опять пошла еще дальше.

– А-а-ах! – прямо-таки простонала она. – Нам нравятся мужчины, у которых много нерастраченных сил.

Ну что, читатель? Если даже ты не очень ушлый и не очень дошлый, все равно догадался, что в нашем дивном балагане сегодня состоится совершенно особое, очень увлекательное представление. С новым невиданным поворотом. Занавес уже открыт, игра уже пошла.

– О прекрасные представительницы самоцветной Уральщины, таежной Сибирщины и свободолюбивой Колымщины! – поплыл над великой рекой классический колдыбанский речитатив. – Нам понятна ваша благородная отпускная боль. Вы жаждете удивительных приключений. Таких, о которых можно было бы порассказать внучкам и правнучкам.

– Вам повезло. На Самарской Луке всегда есть место удивительным приключениям. Достаточно стать нашими надежными союзницами и партнершами.

– Предлагаем вам осуществить одну удивительную, совершенно особую акцию, участвуя в которой вы испытаете восторг и ликование.

Мы потомили милашек театральной паузой. От знаменитой мхатовской паузы она отличалась только тем, что никто не хватал милашек с московской жадностью. За талию и за другие классические показатели женской красоты.

Томились сестрички-провинциалочки бесподобно. Во всяком случае, затаив дыхание, с верой и надеждой.

– Наше приятное знакомство, – сделал шаг вперед эстет Безмочалкин, – совпало с другим знаменательным событием, которое потомки назовут историческим. Буквально сию минуту на этом легендарном волжском берегу установлена статуя. Я бы даже сказал, монумент. В честь Луки Самарыча, героя Самарской Луки, без пяти минут легендарного.

– По решению нашего коллектива философов-мыслителей, а равно с согласия самого Луки Самарыча, подхватил Самосудов, – его монументальный двойник будет… оживать.

– Сейчас мы как раз составляем перспективный план легендарной деятельности статуи Луки Самарыча, – вышел на финишную прямую Профанов. – План составляется с учетом запросов и пожеланий гостей города. Какие виды монументальной деятельности могут, на ваш взгляд, стать легендарными?

Нелегкий экзамен мы устроили «маршалочкам». Но верили, что родственные провинциальные души поймут нас как надо. И тогда игра пойдет и будет удивительной.

– У-у-у… – кокетливо зау-у-умничали артемиды.

Судя по интонации, отсутствием воображения они не страдали.

– У-у-ух! – с кокетливым ухарством подтвердила это уралочка Дуся. – Ух, есть такие виды деятельности!

Да, уралочка знала толк в у-у-убийственных междометиях. Видно, была в разводе не первый навигационный сезон.

– Все зависит от того, – продолжила она, – на что способен сам Лука Самарыч. – Как, например, он относится к женскому вопросу, то есть к молодым отпускницам? Чует сердце, ваш лихой монумент хоть и без пяти минут, но в женском вопросе времени зря не теряет. Мы заранее влюбились в него. Где он?

Ну что ж, пожалуй, уже и время переходить к делу.

– Как автор шедевра я счастлив, что его первыми ценителями будете именно вы, – расшаркался Безмочалкин. – Итак… Лука Самарыч-монумент! Прошу жаловать и… любить!

– И-раз, и-два, – затрубил Профанов, – и…

Последовала мхатовская пауза. Нет, не для того, чтобы еще потомить милых путешественниц. Чтобы дать время Луке Самарычу номер один, то есть нашему удалому и лихому врио всех времен, осуществить свой коронный маневр. То есть смыться в кусты. В данном случае – буквально.

– Три!

Мы расступились и…

Ба! Что это?

Нашему взору, а главное, любопытным взорам наших союзниц открылось диво. В центре видовой площадки, купаясь в лучах ясного солнца, красовались два удивительных предмета. С виду похожих на чурбаны. А главное, абсолютно похожих друг на друга.

Очевидно, наш врио тоже увлекся. Заслушался, заинтересовался и остолбенел от любопытства: кто же там в него влюбился?

Мы поняли, что удивительная колдыбанская игра принимает новый поворот.

С этой минуты в ней участвуют два истукана. Сейчас они стоят по стойке «смирно» и даже не дышат. Как часовые у ленинского мавзолея в Москве или как телохранители колдыбанского рэкетира по кличке Хряк.