Виктор Мануйлов - Черное перо серой вороны

Однако они не спрашивали, зачем их позвали.

И Улыбышев, хорошо понимая этих людей, коротко рассказал им о том, какая обстановка сложилась на комбинате и в городе, и что произошло в последние дни.

– Мне представляется, что в первую очередь надо выяснить, на каких людей опирается Осевкин. Их не может быть слишком много. Но в данном случае речь идет не о местной его структуре. Речь идет о тех, кто приезжает по вызову. Может быть, из Москвы. У них наверняка есть свой транспорт. И они будут искать тех, кто писал на гаражах. Так проще. Мы, со своей стороны, постараемся мальчишек убрать с глаз долой. Если мы установим этих людей, то можем лишить Осевкина опоры. Учтите: среди них есть женщина. Что касается местной полиции, она вряд ли будет слишком стараться.

– А вы не пробовали связаться с московской прессой? – спросил один из приезжих. – Некоторые газеты могут уцепиться за эту тему. Сюда понаедут корреспонденты, поднимется шум, ваш Осевкин поостережется принимать жесткие меры.

– Согласен, если бы ни одно «но». Пацаны по собственной инициативе приписали, что это работа некой «Лиги спасения России». А в нынешней обстановке, когда идет настоящая охота на ведьм, когда кое-где молодежь пытается разрешить проблему наркомании и засилья мигрантов во многих областях экономики своими, мальчишескими, методами, нашу ситуацию могут повернуть с ног на голову, а это только на пользу тому же Осевкину и его покровителям.

– Создается впечатление, – пояснил все тот же приезжий, – что кто-то специально подогревает среди молодежи нетерпимость к мигрантам и даже оплачивает их безрассудные действия. А борцов с наркоманией сажают в кутузку. Кому-то очень надо отвлечь внимание народа от того беспредела, с которым власть борется в основном на словах. Тем более что на носу новые выборы президента. Это как в девяностых, когда шло разворовывание России, очень нужна была Чечня, чтобы это разворовывание прошло не так заметно.

– Да, все это понятно, – вернул Улыбышев разговор в практическое русло. – Но пока нам приходится думать не о глобальных проблемах, а о том, как спасти наших мальчишек. А для этого у нас не так много времени и вариантов. Так что давайте, ребята. На вас вся надежда. Вот адреса квартир, где вы можете остановиться на два-три дня. Связь обычная. Сейчас вы можете застать их в кафе: завтракать-то они тоже должны. Но вдвоем туда не лезьте. Ни пуха вам.

– К черту.

Улыбышев остался на месте, двое растаяли в редеющем тумане.

Достав из кармана ветровки рацию, Улыбышев пощелкал кнопками, набирая условный номер. Зажглась желтая лампочка, означающая режим ожидания. Лишь минут через пять зажглась зеленая.

– Ты где? – спросил Улыбышев.

– На службе.

– Надо встретиться.

– Через час, не раньше. В гараже.

– Хорошо, – согласился бывший подполковник и отключил рацию.

Он вышел на дорожку. Видимость была уже метров пятьдесят, и с каждой секундой ее пределы расширялись. Через десять минут Улыбышев толкался на рынке среди прилавков с овощами; ничего не купив, перешел в мясной павильон, но и там не купил ничего, и так прошел весь рынок из конца в конец и свернул в центр города, где располагались самые большие в городе два универсама, принадлежащие Осевкину. Здесь Улыбышев, предварительно заглянув в список, составленный женой, купил триста граммов сыра, буханку черного хлеба, сосисек и сливочного масла. Из магазина он походя заглянул в одно из кафе, выпил здесь чашку черного кофе с бутербродом, заметив при этом одного из своих людей, но никого из тех, кто мог вызвать подозрение. Его человек пожал плечами, что вполне определенно означало, что пока он ничем похвастаться не может.

Еще через несколько минут Улыбышев вышел к гаражам.

Мимо, и почему-то лишь с левой стороны, потянулись почти метровые буквы, выполненные тремя разными красками. Только две надписи были полными, еще две обрывались на последних словах, но старые надписи довольно четко проступали сквозь белую краску. Ясно, что мальчишек кто-то спугнул. Но три слова, «Лига спасения России», выведенные оранжевой люминесцентной краской, высотой не более двадцати сантиметров, особенно бросались в глаза.

Вот и тридцать четвертый гараж. Ворота полураскрыты. Улыбышев уверенно протиснулся в оставленную щель, зажмурился со свету, спросил:

– Чего свет не включаешь?

– Да вот… лампочку меняю. Перегорела, – ответил из полумрака голос Щуплякова.

Был слышен повизгивающий звук, издаваемый вращением железа.

– А-а… А я уж подумал… – усмехнулся Улыбышев.

– Нет ничего удивительного. У тебя всегда первой мыслью была самая плохая.

– Так уж и самая? Так уж и всегда?

– Нет, почему же? Бывали исключения из правил. Не без этого.

– Ну и на том спасибо.

Вспыхнул свет, и Улыбышев увидел Щуплякова, стоящего с поднятыми к низкому потолку руками.

– У тебя, Щупляков, поза человека, который сдается на милость победителя, – поддел Улыбышев своего бывшего сослуживца все с той же усмешкой в голосе.

– Да тут и впрямь хоть поднимай руки.

– Что так?

– Павел Лукашин с утра пораньше пришел сюда, чтобы закончить надписи. Его тут и сцапали люди Осевкина. Правда, настоящей фамилии своей он им не сказал, но они его избили, а потом привели ко мне…

– Ты видел их в лицо? – перебил Щуплякова Улыбышев.

– Нет, не видел. Они оставили его на проходной. То есть не они, а она, женщина. Я пытался выяснить у охранника, как она выглядела, но тот запомнил, что среднего роста, плотного телосложения, в темных очках, в шляпе, остальное все серое, неприметное. Да он и видел-то ее всего несколько секунд. Она уехала на машине, а был ли с ней кто-то еще, он не знает, – закончил Щупляков, затем предложил: – Проходи, здесь удобнее.

Улыбышев миновал машину, которая занимала две трети гаража. Оставшаяся треть была отдана полкам со всяким необходимым владельцу транспортного средства барахлом. Оставалось лишь крохотное пространство, на котором они и поместились, тиснув друг другу руки и усевшись на табуретки.

– Что ты намерен предпринять? – спросил Улыбышев.

– Пока не решил. Хочу посоветоваться с тобой.

– Советуйся.

– Прежде чем советоваться, кое-какая информация. – И Щупляков коротко поведал о всех событиях, которые произошли утром.

– Что Лукашина отдали тебе и ты его отпустил – это уже кое-что, – заговорил, долго не раздумывая, Улыбышев, так и не уведомив Щуплякова, что все эти события уже известны ему от Сорокина. – Боюсь, однако, что кто-то из них остался, чтобы проследить и, не исключено, снова схватить мальчишку, если ты его отпустишь. Вопрос: куда они его повезут? Судя по тому, что твой шеф тебе не звонит… – и Улыбышев, не договорив, глянул на Щуплякова.