Юлий Крелин - Любовь. Бл***тво. Любовь

Кровь сверху Хорошо… Шариком чуть ещё… Здесь шить не надо». – Она как?

– Стабильна, Ефим Борисович. Зашивайте.

– Больно быстры. Тут ещё туалет сделать. Брюшину залатать. И ещё подождать с шариком. Пульсирует хорошо. Красиво, а? Илана Владимировна, вы как? Всё нормально? Выдержали все четыре часа?

– Нормально, нормально, Ефим Борисович. Слава Богу. Всё хорошо. Я подожду вас? Ладно?

Кожу зашивали без него.

«Хорошо, что удалось. Это ведь не часто. При разрыве-то аорты. Успели. Хорошо, что сама привезла, сразу. Молодец. Хотя риск. Она у неё в машине умереть могла. Бедная девочка! Каково бы ей было! Даже представить страшно. Молодец. Радость моя. И я себя показал. А могло всё на столе случиться. Крованула бы – и ничего б не успели. На столе-то законно, а вот в машине. Сказали бы, почему «скорую» не вызвали. Бог помог. Илане. Ашхен этой. Да и мне помог – себя показал».

– Ну, как, Иланочка?

– Выдержала-то, выдержала. А ты?

– Я готов беспрерывно оперировать при тебе, лишь бы мне говорила «ты».

– Всё ж это такой прекрасный спектакль – эта ваша слаженная работа. Вот это театр.

– А всё это стало возможным, потому что появились такие нитки, новая аппаратура. Личности не нужны – технология правит бал. Это не я – это цивилизация.

– Личности нужны. Мне нужна такая личность, как вы.

– Опять – вы. Ты, ты – хочу.

– Я привыкну. Всё будет. А?

– Вот и ты стала акать. И впрямь привыкаешь.

– Ведь не личности исчезают, а исчезает необходимость в них. И не только в медицине. В политике тоже. Ведь не нужен нам лидер в стране, а хороший грамотный чиновник, менеджер. Во Франции какой-нибудь Ширак или кто другой – значения не имеют. Надо, чтоб исчезла необходимость в личностях.

– Чего это, детка, тебя потянуло на такие политические обобщения?

– Пока вы там играли в кровавые игры, я позвонила родственникам Ашхен. И задумалась над национальными проблемами. Неохота пересказывать, но вот что пришло в голову. Откуда у нас так попёр национализм, называемый нынче патриотизмом. Ведь во власти сейчас много, слишком много стало народу. Может, не во власти, а в чиновничьем аппарате, что и создает власть. Ведь большинство малообразованных, да и вообще, в толпе их всегда большинство. Малообразованному легче понять, что ближе лежит. Национальное ему понятнее, чем общемировое. Над остальным надо думать. А думать надо хотеть и уметь. Он и хватает, что близко лежит. Как мелкий вор, шаромыжник. Вот и находят дорогу к храму – геростратову дорогу.

– Ты моя умница, любимая. Давай посмотрим твою Ашхен и поедем. Ты куда? Ко мне можешь?

– Я сказала, что останусь в больнице.

– Господи, счастье какое! До утра значит у меня.

– А вы чего-нибудь ели? А то я купила ещё днём. Думала до театра что-нибудь приготовить. Я совсем вас запустила.

– Спасибо, родненькая. Я поел. Всё в порядке…

– В порядке! А я на что? Я же люблю вас. Не хочу, чтоб вы были несчастным… Он не дал ей договорить – прервал поцелуем. Привычно и понятно.

– Когда кого-нибудь любишь, нельзя быть несчастным. Даже, если и без должного ответа.

– Должного! Нашёл слово.

– Вот и опять «на ты». Может, дождусь полноценного «ты»!

Дома они никуда не торопились. Спокойно легли в постель. Не бросались быстрей исполнить радостный урок. Они спокойно разговаривали, переживали вечернее приключение. Говорили мимоходом о личностях, о национализме, но главное было не это. Главное их ещё ждало. Всю эту мелочевку они вскоре отбросили, потому что ничего важнее и серьёзнее любви в мире живых нет.

Дина, в отличие от Фимы, была спортивна и, может, более современна в смысле лыж, тенниса, кофе, острой пищи, турпоходов. Интеллектуальная сторона жизни была у них, как говорится, адекватна. По выходным дням Дина порой ездила с их общими друзьями то на лыжные прогулки зимой, то летом уходила в походы по Подмосковью. Слава Богу, походы на байдарках их семью миновали. Один из сыновей тоже пошёл по маминому пути, радуясь загородным потехам, второй же предпочитал утехи городские.

Однажды Дина поехала на очередную лыжную прогулку. Ефим же отдавался плотским радостям в городе. Вечером Дины не было, хотя по всем прошлым её прогулкам, она должна бы быть дома. Сначала он считал, что Дина где-то со всей компанией отогревается. Но вскоре его стало одолевать беспокойство. Исходя из правил своей жизни, он думал не больно праведно о сегодняшнем досуге своей жены. Беспокойство носило раздражительный, негативный характер. Потом… «Потом» не успело – позвонили её друзья из загородной больницы. Дина, летя с горки, сломала палку и поранила живот её обломком. Её сейчас оперируют. С ранением кишки справляются, а вот разорванную артерию они пережали инструментами и просят помощи. Ефим позвонил своему товарищу, Геннадию Петровичу, тоже сосудистому хирургу, к тому же с машиной, и они ринулись на помощь…

Кому!? Хирургам? Дине?

Там уже заканчивали работу с кишкой. Разорванную убрали. Они подъехали, как раз когда надо было что-то делать с нарушенной артерией. Ефим Борисович с Геннадием Петровичем заехали в институт и захватили нитки, инструменты, протезы – всё, что может понадобиться при сосудистых ранениях. Геннадия сразу же позвали в операционную, а Ефим не решился. Да его бы и не пустили. Эта картина, эти действия не для близкого человека. Он-то знал, с чем там можно встретиться.

Геннадий вышел приблизительно через два часа. Ефим сидел в ординаторской и только дымил своей трубкой. Местные врачи пытались отвлечь его разговорами, и он что-то им отвечал, по-видимому, не всегда впопад. Разумеется, даже курьёзные непопадания при ответе у врачей улыбок не вызывали. Все всё понимали, и их пустая болтовня была порой и не всегда удачна – просто вынужденная, немного назойливая, а то и неуместная деликатность. В такой ситуации трудно бывает найти правильную линию поведения, особенно людям, доселе незнакомым.

«Фима… Что я тебе могу сказать? Мы всё сделали. Они убрали немного, не более метра кишки. Я наложил протез на подвздошную артерию. Дефект был сантиметра три. Понимаешь, всё это-то получилось… Но… Она потеряла много крови. Они восполнили, но кровь не сворачивается». «Что, Ген? ДВС?» «Ну. Они всю свою кровь использовали. Уже из ближайших больниц кровь привезли. У ней же четвёртая группа. Редкая». «Ген, у меня тоже четвёртая. Ребята! – это он к местным докторам, – у меня тоже четвёртая. У меня берите». «Фим, у тебя же гепатит был. У тебя нельзя». «Ты с ума сошёл! ДВС! Она умирает. Заражу, что ли? Спасать надо. Ге-ена! Спасать давай».

Местные врачи почесали затылки – по закону нельзя. Но какие законы, когда умирает человек. Тогда считали, что «тёплая» кровь – прямо от донора непосредственно больному может помочь при несвёртываемости крови.