Дмитрий Лабзин - Осколки фарфорового самурая

Подобное положение дел лишь раззадорило моих милых бесенят, и уже на следующий день они приобрели горящую путёвку в Грецию, на Крит. Попытка сбежать хотя бы на время от мещанского ханжества, замешанного на перманентной неудовлетворённости и первобытной ограниченности, была воспринята целевой аудиторией в рамках традиционных представлений морали, и о подозрениях в содомии не могло быть и речи. Слабая попытка напомнить, что сентябрь – время начала учёбы, хоть и последнего курса, «но так не поступают», – была пропущена мимо ушей, как, впрочем, и многое другое в столь юном возрасте. Девчонки же были очень счастливы, ведь впереди их ждали десять безоблачных дней абсолютной свободы, щедро сдобренной жарким солнцем, средиземноморской диетой и невероятным коктейлем из запахов, звуков и цветов дружелюбной страны. Подготовительная неделя пролетела незаметно и была перемолота лопастями турбин взлетающего самолёта. В аэропорт они приехали к концу регистрации на рейс, а потому с местами им не повезло, и это, пожалуй, было единственным разочарованием за весь отпуск. Четыре часа в компании пьяных соотечественников, измотавших бедных стюардесс бесконечными просьбами и хамским поведением, – не лучшее начало отдыха. Хуже всего, что эти невменяемые люди считали себя невероятно смешными и непременно пытались поделиться своим искромётным юмором с окружающими, а самый одарённый из них заплетавшимся языком громко просил «командира» высадить его с друзьями «на Красноармейской». Долгожданная тишина наступила после того, как командир корабля согласился высадить дебоширов, только не на Красноармейской, а в Стамбуле, причём за их счёт. Видимо, проводить отпуск в гостях у братского народа Турции с отрицательным балансом в бюджете не входило в их мутные, как и их головы, планы, и вся компашка дружно завалилась на боковую. Оставшаяся часть полёта прошла спокойно, даже тривиально: за ритуалом кормления следовало гигиеническое собрание возле туалетов, потом все растеклись по своим местам, пристегнули ремни и самолёт начал снижаться.

Таможня пройдена, и Крит распахнул нашим путешественницам свои широкие объятия. На острове Зевса им не было нужды скрываться или бояться чьего-либо осуждения, ведь право на свободную любовь здесь чтилось ещё со времен Миноса и его блудливой жены. Уединение труднодоступных бухт и горных извилистых троп они с точностью барменов смешивали с многолюдным океаном городских рынков и стандартных туристических маршрутов, добиваясь нужной степени опьянения безграничной свободой. Они практически не пользовались услугами своего скромного отеля, пересекая остров в любых, понятных только им направлениях, просто потому, что не могли принять схему отдыха «отель-пляж-отель», считая её исключительно пустой тратой драгоценного времени. Это были самые замечательные и продуктивные дни в их совместной жизни – чтобы закрыть чемоданы, пришлось садиться на них вдвоём. На обратном пути милые сердцу соотечественники уже никого не беспокоили и мирно спали, видимо, окончательно израсходовав запал к веселью.

Впереди уже маячили унылые серые будни, но, раз глотнув воздуха свободы, девушки не могли себе представить другой жизни и приняли единственно правильное решение снимать вместе квартиру. Их родители не были против, разглядев в их поступке попытку начать самостоятельную жизнь: пусть себе живут, ведь платить ренту вдвоём гораздо легче. Мечта стала явью, и они погрузились в быт с головой, радуясь любым его проявлениям, наслаждаясь друг другом даже во время мелких ссор, никогда не смевших перерастать в полновесные скандалы. До сегодняшнего вечера их жизнь была близка к идеалу семейного счастья, лишь слегка затронутого червоточиной быстротечности времени для влюблённых, точно подмеченной хрестоматийным драматургом.

Мы не говорили о смерти, намеренно избегали этой темы, решительно хватая за хвост ненужные слова. Девушки усердно старались казаться спокойнее, чем были на самом деле, их выдавали преувеличенно бодрые интонации в голосе и неподдельно бледные, практически белые, лица. Мне ничего не оставалось, как стараться побольше шутить и подбадривать их, не привлекая ненужного внимания. До поры мне это удавалось. И хотя исполнилась заветная мечта Джоуи Триббиани, я уже не питал особых иллюзий по поводу последнего флирта.

Крах моих надежд на последнее любовное похождение совпал с другим интересным открытием. Оказалось, что руководителем кафедры психологии в университете, где учились мои спутницы, был некий Бронштейн Семён Эдуардович – довольно известный психолог и полнейший бездарь. Мне довелось познакомиться с ним при очень занимательных обстоятельствах, когда я учился в старших классах школы. В конце девятого класса у меня случился конфликт со школьной директрисой из-за незаслуженной четвёрки на выпускном экзамене по истории. Последующий год в стенах школы превратился в настоящую диверсионную войну, победа в которой не досталась ни одной из сторон.

Поначалу в ход шли средства изобразительного искусства. Так, в мужском туалете на третьем этаже неожиданно для всех появилось граффити, призывающее ввести в старших классах уроки полового воспитания, главные герои которого сильно походили на физрука и завуча по воспитательной работе, застывших в позе, ещё не знакомой ученикам младших классов. Бедный учитель ИЗО, которого вызвала следственная комиссия для установления авторства произведения, за годы, проведённые в школе, настолько привыкла к бесталанности своих учеников, что сразу предложила искать героя среди взрослых, потому как её дети на это не способны даже теоретически. Затем был элегантный саботаж конкурса школьных талантов, победители которого отправлялись на ежегодный областной форум низкопробной самодеятельности. Мне удалось подключиться к звуковому аппарату, и саундтрек гвоздя программы оказался очень неожиданным для любимца всех девушек и дам за пятьдесят, обладателя посредственного баритона и роскошных кожаных штанов, так и не сумевшего исполнить под минус первую песню со второй пластинки Slayer. К слову сказать, отвечавший за аппарат обежешник ровным счётом ничего в технике не понимал, а вот его помощник и, по совместительству, мой крупный должник очень искусно делал вид, что тоже ничего не понимает и даже был очень рад расплатиться таким лёгким способом. После небольшой заминки актовый зал был обесточен и на несколько секунд погрузился в кричащую, визжащую и смеющуюся школьную темноту. Миссия оказалась выполнена, и я выскользнул из зала. Но всё это было лишь аперитивом к основному блюду.