Юрий Запевалов - Донос

– Георгий Александрович – в голос – мы свой план выполняем, на кой хрен нам голову морочить чужими заботами!

– Да не чужие это заботы. Объединение горит, у них плана нет, Компанейцев не приказывает, просит помочь. У него десяток таких приисков, а он нас просит, значит верит, надеется. А я вот, убей меня, не могу ничего придумать. Вы-то, старые волки, посоображайте, помогите, делать же надо что-то!

– Слушай, – говорю Кузнецову, – надо посмотреть на драгах, где у нас ртуть применяют. Там надо посмотреть. Люба уже уехала на зачистку, на дальнюю драгу, с ней я хотел посоветоваться. Давайте без неё соображать, все равно, придумывать что-то придется. Не скажешь же Компанейцеву – извини, нет у нас ничего. Оставайся со своими тремя килограммами!

– На 47-й. – Кузнецов мгновенно оживился – на 47-й. Там так запутаны шлюзовые магистральные трубы, в каком-нибудь «колене» обязательно накопилась «амальгама». Разреши мне, я поеду и подчищу. Не волнуйся, уж я их озадачу там. И не десятком там пахнет килограммами! Эта «амальгама» копится там уже не один год!

– Поезжай, Василий Иванович, только для убедительности и твоей безопасности я туда к утру тоже подъеду.

На зачистке «трубопроводов» взяли сорок шесть килограммов. «Гэбэшники» мучили нас допросами после этой зачистки не один день.

«Зачем скрывали золото?»

Еле убедили тогда «гэбэшников», что не умышленно это, что сами не ожидали такого накопления в трубах. Убедили.

Строил я и первый в Советском Союзе подземный алмазодобывающий рудник.

Тогда, при назначении, Начальник «Главалмаззолото» сказал мне:

– Я тебе, не приказываю, я тебя прошу, начни проходку стволов. Мы крутимся вокруг этого рудника уже более восьми лет, но проходку так еще и не начали. Закончи строительство проходческого комплекса, начинай проходку, даю тебе на всю эту подготовку два года, справишься, сделаешь первые «закопушки» – считай, что свою задачу выполнил.

А там надо было сначала начать, а уж потом закончить. Начали проходку не через два года, начали через четыре месяца.

Полностью же проходку двух стволов до проектных глубин, более тысячи метров каждый, закончили через три с небольшим года. С «гидроизоляцией!» это был, пожалуй, один из немногих, если не единственный, в Советском Союзе рудник, где проходчики работали «по сухому». Был я на рудниках в Норильске, на Урале, на Оренбургских рудниках, в Прикамье – везде проходчики работают не просто «под дождем» – под «ливнем»! Даже на нефтяных шахтах, этих «сверхопасных» шахтах по возгоранию – полной гидроизоляции я не видел! Наши же стволы пройдены по сухому, хоть и пересекли двухсотметровый водяной слой. Таково качество гидроизоляции. Ни одного изоляционного кольца я не разрешал принимать, пока сам не спущусь в ствол в проходческой бадье, не осмотрю каждый вновь сваренный шов, не проверю на просвечивание специальным прибором качество этих швов. Проверял сам. Хоть днем, хоть ночью.

От горного мастера прошел путь до Директора одного из крупнейших в мире Горно-обогатительного комбината, не перешагнув ни одной промежуточной ступеньки, добыл за свою жизнь тонны золота и платины, миллионы карат алмазов. Все, что умел, что знал, отдал производству. Мог стать и кандидатом многих наук, и доктором, предлагали, и не раз, а в последние годы и в академики вербовали, и много таких «академиков» появилось в последнее время, академиков без всяких наук – все это не для меня, все это напускное, бутафорское, дипломы таких «академиков» сегодня легко приобретаются в подземных переходах Московского метро.

Может, именно поэтому, как начинал я жизнь свою ещё в «колхозном» безденежье, так и сейчас, на старости лет, существую на свою, далеко не максимальную даже по российским меркам, пенсию. До максимальной не дослужился, не доплатил, видать, из зарплаты – а сколько выплачено всяких «налогов» да «взносов» за сорок-то с лишком лет с тех северных заработков…

Знаешь, Георгий, был я однажды во Франции, в бытность свою еще директором, познакомились мы там с одним пенсионером, побывали у него в гостях, в загородном доме, недалеко от Парижа. Разговорились о пенсиях, он нам и пожаловался:

– Конечно, вам в Советском Союзе хорошо, вы что заработали, то получаете, и в старости тоже. А у нас что? Я вот проработал в фирме «Рено», на заводе, на сборочном конвейере, труд адский, а платили так – чтобы только «существовать». У меня средний заработок при расчете пенсии получился всего 18 тысяч франков, да, за месяц, конечно, так что вы думаете? – когда я получил право уйти на пенсию, мне исполнилось тогда пятьдесят два года, пенсию мне начислили не полностью, всего 12 тысяч. Да, конечно, в месяц. И только когда исполнится мне шестьдесят, вот только тогда мне начнут выплачивать все 18 тысяч. Разве это справедливо? Я же заработал, я же «выплатил» положенное налогами своими да спецвзносами, плати и ты мне – мало ли что годов не хватает! Нет, у нас не то, что у вас в Советском Союзе, у нас этого проклятого капиталиста не убедишь.

Мы не стали с ним спорить о пенсионных системах, мы просто промолчали.

Не могли мы ему, убежденному в справедливости наших порядков, сказать, сколько этой пенсии получаем мы. По сравнению даже с нашим заработком.

Так вот, я снова и снова спрашиваю себя, за что родная власть меня, прожившего такую сложную, неспокойную и преданную государству жизнь, наказала? По ложному «доносу», по команде людей, с мнением и позицией которых не согласился!

Чем же, в таком случае, наше время отличается от «репрессий» тридцатых, когда, по утверждению нынешних исследователей, «садили» по установке, когда Суд «народный» боялся возразить этой самой «установке»? Выходит, вся наша жизнь – сплошные репрессии?

Да и только ли я, все ли в наших тюрьмах сидят справедливо?

Я сидел в камере с мужичком – по другому не скажешь, уж очень был он забит и безобиден. Взяли его у картофельного поля. После уборки урожая он пошел и насобирал мешок картошки. Его взяли у дороги и посадили за «воровство». Украл картошку с убранного картофельного поля!

Другой мужик рассказал мне, что взяли его на поле, где закончили уборку капусты. Он пошел на это убранное поле с мешком, насобирал, конечно, оставленных кочанов, наполнил свой мешок, ну сколько в том мешке? – пять-шесть вилков брошенной уже капусты, вышел на дорогу, едет мотоциклист, с коляской, он поднял руку, довези, мол, тяжело мешок нести.

На мотоцикле его подвезли прямо к отделению милиции – расхититель народного добра. Дали по суду три года.

А один и того интереснее рассказал – идет мужик по дороге, догоняет его грузовик, из кузова за борт на каждом ухабе валится капуста – перегрузили видать грузовик, хотя на наших деревенских дорогах и с недогруженного повалятся кочаны из кузова. Мужик возьми да и собери в мешок потерянное. Собрал, а тут, так некстати, УАЗик милицейский. Забрали мужичка, и сидит он, сердешный, пока под следствием, ждет решения своей судьбы. Мужика бы поблагодарить, что собрал выброшенное, потерянное, а его в тюрьму!