Эсфирь Коблер - Сны и сновидения

ОН Ну и что? Умей отгрызать от пирога самый большой кусок и жизнь станет раем.

ПАССАЖИР А если это убьет кого-то?

ОН

Не я ведь убивал. Пусть выдерживает натиск, а не может – туда ему и дорога.

Поучитесь живучести и приспособленности у крыс. Знаете, на винном заводе бутылки с вином выдерживают в подвале и накрывают сеткой. И вдруг стали замечать, что вино убывает. Туда-сюда, ничего не ясно. Но однажды сторож, явившись туда ночью, застал такую картину: крысы сидят на бутылках, опустив хвосты в вино, потом вылизывают хвост и, напившись, отваливают пьяные. Когда приходит человек, крысы не оставляют своих собратьев, а пытаются напившихся утащить. Выживают только по крысиным законам: когда нужно – вытащить, когда нужно – загрызть.

(Входит цыганка)

ЦЫГАНКА (Ему) Давай погадаю, золотой. Всю правду скажу – что было, что будет.

ПАССАЖИР Ты мне погадай, красавица, я тебя одарю.

ЦЫГАНКА Нет, у тебя все известно – долго проживешь, скучно проживешь. (Ему) Дай, бриллиантовый, тебе погадаю!

ОН Да не надо, и денег у меня нет.

ЦЫГАНКА Врешь. Деньги есть и немалые – жене везешь.

ОН Да не надо мне гадать, я в судьбу не верю.

ЦЫГАНКА

Как не веришь? Судьба не простит.

(Он встает и пытается выйти, цыганка хватает его за руку) ОН

Да не держи ты меня, вон моя станция. Пусти, проклятая! (Толкает ее)

ЦЫГАНКА

А! Паршивый! (Кричит ему вслед.) Жену потеряешь! Глаз потеряешь! Свободу потеряешь! Жизнь потеряешь!

Перрон. На перроне его встречают жандармы

ЖАНДАРМ Вы арестованы.

ОН Я? За что?

ЖАНДАРМ Молчать. Не рассуждать!…

ОН Я не рассуждаю, я только хочу знать – в чем я виновен?

ЖАНДАРМ Сопротивляться властям!…

ОН Я не сопротивляюсь, но в чем меня обвиняют?

ЖАНДАРМ Велено арестовать – значит виновен! Нам лучше знать.

ОН

Вам… лучше… обо мне?…

Я требую суда, разбирательства!

ЖАНДАРМ Молчать! (Бьет его) Тот же вагон поезда, только теперь везде решетки. За решетчатой дверью – часовой. Люди набиты, как селедки в бочке. Над вагоном висит тяжелый запах пота и ненависти. Он стоит в первом ряду, вытянувшись во весь рост и держась за решетку.

1-й заключенный (Ему) Эй, ты, опусти руки!

ОН (Не слыша) Я всю жизнь стоял у станка и так не уставал.

2-й ЗК Ты слышишь, что тебе говорят?!

1-й ЗК Врежь ему в бок. Он от бабы никак не оторвется.

2-й ЗК (Бьет его) Тесно людям!

ОН (Сгибаясь) Вы что?

1-й ЗК Я те почтокаю. Встань как все. Боком и смирно.

ОН Почему?

2-й ЗК Счас как врежу "почему". Стоят так, значит всем удобнее.

ОН

Я же не мешаю.

Вагон швыряет из стороны в сторону. Все падают друг на друга.

1-й ЗК (Бьет его) Так ты не мешаешь!

2-й ЗК

(Тоже бьет) Он не мешает, он места не занимает!

Он падает. Они бьют его ногами. Постепенно к ним присоединяются остальные.

Темнота, затем тусклый свет.

Огромный мрачный цех. Все угрюмо работают. К нему подходят двое: бригадир и начальник цеха

БРИГАДИР Эй, кривой, оторвись от работы.

ОН

А потом мне простой зачислишь. Жрать баланду без хлеба. БРИГАДИР

(косится на второго) Нет. Начальство разрешило получасовой перерыв.

ОН Разрешило?

НАЧАЛЬНИК Вам письмо.

ОН Письмо? Мне?

НАЧАЛЬНИК Ну да.

ОН Мне не от кого получать письма.

НАЧАЛЬНИК Письмо с воли.

ОН Я не знаю, что такое воля.

НАЧАЛЬНИК Письмо от жены.

ОН У меня нет жены.

НАЧАЛЬНИК Ну как же так? Вот письмо.

ОН Вы что-то путаете.

НАЧАЛЬНИК Черт побери! Одноглазый, тебе пишут, что жена повесилась, а ребенок умер в детском доме.

ОН (Прекращая работу) Это было пять лет назад, когда меня взяли.

НАЧАЛЬНИК Да. Откуда ты знаешь?

ОН Жена во сне приходила. Она сказала, что все от нее шарахаются как от зачумленной, что над ней издеваются. Она осталась без куска хлеба. У нее не было другого выхода. Я тогда простился с ней.

НАЧАЛЬНИК Да ты железный! Собственное дитя не пожалел.

ОН

Я вытравил в себе все воспоминания. Когда в вагоне меня избили и бросили подыхать, я уяснил, что никаких там "человеческих сочувствий" не существует.

Человек – страшный зверь. Жена правильно сделала. Она не выдержала бы. Ее бы затравили и свели с ума.

НАЧАЛЬНИК

Ну и ну! Народец.

(Уходит)

БРИГАДИР Жены… они да… может лучше, что померла. Моя вот: значит прихожу поздно… сам знаешь – работай, да работай. Придешь домой, рухнешь на кровать, а она с палкой: "Полюбовницу завел!" А какие тут любовницы? Охо-хо, все кости болят.

ОН

Иди ты… мне работать надо.

(Поворачивается к станку).

Огромный котлован. Наверху в подвесных люльках сидят зрители в арестантской форме. Над ними часовые с автоматами. Внизу сцена. Вокруг "сцены" – чистая публика "партера"

На сцене двое – полуобнаженный молодой мужчина, матрос и пожилой боцман. Сцена представляет собой трюм корабля.

Наверху, в одной из люлек сидят "автор" и "режиссер". На "сцене" разыгрывается спектакль. Сверху на "сцену" спускается трап.

МАТРОС Эй, боцман, надолго нас здесь заперли?

БОЦМАН

Надолго.

(Молчание)

МАТРОС Слушай, а как надолго?

БОЦМАН До скончания.

МАТРОС Это как это – до скончания?

БОЦМАН Пока концы не отдадим.

МАТРОС Эй, эй! Ты не заговаривайся.

БОЦМАН Да пошел ты… Ты думаешь охота кому-то подыхать от холеры.

МАТРОС А… а мы тоже не хотим умирать.

БОЦМАН Ты подцепил холеру – ты и подыхай. Не жди, что откроют, или дадут жратву и воду: вот так в собственной блевотине и загнемся.

МАТРОС Ты что?.. Серьезно?

БОЦМАН Ну и дурак ты! Матрос кидается к трапу и пытается взобраться на него, но у него не хватает сил, тем более, что это веревочная лестница, по которой ослабленный человек не может подняться.

МАТРОС

(Кричит вверх) Эй, вы, там, суки! Выпустите меня отсюда! Я жить хочу!

Зрители смотрят безучастно сверху из люлек. "Партер" равнодушен.

Матрос опять пытается подняться, но падает без сил.

Очнувшись, он набрасывается на боцмана.

МАТРОС (С кулаками) Ты, падла, знал, что нас на смерть сажают. Дал себя в загон отправить, как скотину, сволочь!

БОЦМАН (Отшвыривает его) Заткнись щенок! Если бы мы стали сопротивляться, нас прирезали бы на месте. Им не хотелось брать кровь на душу, вот нас и сбросили сюда. Все знают, что подохнем, а никто не виновен, и вернутся домой со спокойной совестью.

МАТРОС (Плачет) Собака ты! Не хочу, чтобы у них была спокойная совесть, пусть бы они видели меня в страшных снах, а так меня некому вспоминать.

АВТОР (Тихо, режиссеру) У меня такое чувство, что зрителям на все плевать – подумаешь, засадили подыхать двух засранцев в трюм.

РЕЖИССЕР (Автору) Чего вы хотите? Каждый из них обречен умереть здесь, то есть в такой же банке, а в партере плевать хотели на чужую смерть, да еще на сцене.

АВТОР Так что же – в них нет жалости к себе, сочувствия к другим?

Читать дальше