Лара Продан - Тонкая нить судьбы

Алексей опять откинулся на спинку стула. Ему стало тяжело дышать. Ухтомский расстегнул две верхних пуговицы рубашки в надежде на облегчение. Оно не наступило. Он подошел к окну и встал у открытой форточки. Свежий ночной воздух охладил ему лицо, освежил дыхание.

«Бедная девочка. Сколько же ей пришлось вытерпеть. Какая мука быть с человеком всегда рядом и понимать, что он никогда не будет твоим… А ведь Софья была одинока, и я не видел этого. Я считал себя ее другом… А оказывается таковым не был, ибо я не чувствовал ее сердце…» Алексей вернулся на свое место за столом и вновь взял письмо в руки.

«Любовь ко мне пришла раньше, чем я узнала, кто ты. Я ничего не смогла с собой поделать. Долго боролась, старалась прогнать дарованное мне свыше чувство. А потом поняла, что надо просто жить, ибо смысл жизни в самой жизни. Поняла, как это прекрасно просыпаться утром и встречать тебя в коридоре, идущим в ванную, завтракать и ужинать вместе с тобой. Пусть ты не принадлежишь мне, но ты рядом и я дышу одним с тобой воздухом… Для меня это было счастьем, пусть хрупким, но счастьем….»

Алексей закрыл глаза, руками обхватил шею сзади и опустил голову на стол. Так, не шелохнувшись, он просидел минут десять. А когда поднял голову, по его щекам текли слезы. Руки вновь потянулись к листку бумаги, исписанному почерком Софьи.

«Помнишь выражение Пабло Пикассо «Если хочешь сохранить глянец на крыльях бабочки, не касайся их». Чтобы сохранить то хрупкое счастье, которое я имела, живя под одно крышей с тобой, Алеша, я запретила Полине рассказывать тебе правду обо мне. Думаю, что это мой самый большой грех на этой земле… Прости меня, Алеша. Прости за обман, с которым я, ты и Полина жили все эти годы… Моя мама урожденная Ухтомская. Да-да, Алеша, она твоя родная сестра, которую вы с Леонидом Николаевичем так долго искали. Тогда, при первой нашей встрече в поезде, когда ты представился нам, назвав свою фамилию, я сжала руку Полины, дав сигнал ничего не говорить. И тому причина – моя любовь к тебе. Во мне жила надежда на твою взаимность… Какой я была глупенькой… А когда ты сочетался узами брака с Полей, для меня эта надежда умерла. Я продолжала тебя любить, эта любовь для меня как награда и возмездие одновременно. Я сама выбрала ее. «Любимым быть – удел немногих, благоугодных небесам. Да, счастлив, кто любим. Но Боги! Как счастлив тот, кто любит сам». Алешенька, я была и есть счастлива… Спасибо тебе…

Алексей до боли сжал себе голову. Он вспомнил то чувство теплоты и близости, которое испытал тогда в поезде, увидев в первый раз Софью еще девчонкой. Он точно помнил, что это чувство было вызвано не внешней привлекательностью девочки, а еле уловимой схожестью с Лизонькой. И после Алексею часто казалось, что между Софьей и им есть какая-то глубокая связь, основанная не на межличностной симпатии, а на другой, непонятной ему основе. Да и Леонид испытывал к Софье непонятное чувство родственной близости.

– Какой же я слепой! Ведь стоило мне быть чуть повнимательней к Соне, и все бы прояснилось!

Алексей пошатнулся от нахлынувших чувств тревоги и неудовлетворенности. «Как я мог не понять этого?»

В памяти всплыл день, когда приходил Герасимовский с требованием идти к Леониду.

«Герасимовский сказал, а Полина подтвердила, что они жили в усадьбе князя Выхулева. Почему тогда я не заставил Полину и Софью рассказать все? Почему они все скрывали?»

Алексей в измождении сел на диван, в висках резанула боль, в глазах потемнело. Маленькая жилка на правом виске усиленно пульсировала, лоб покрылся испариной, лицо выражало страдание.

– Алеша, что с тобой? – тревожно спросила вошедшая Полина. – Тебя долго нет. Тебе плохо? Принести какие-нибудь лекарства? Голос Полины отзывался в ушах Алексея как глухое эхо.

Он с трудом открыл глаза и тихо, но твердо произнес:

– Мне надо побыть одному. Потом, позже мы с тобой поговорим. Извини. Уйди, пожалуйста.

Полина с болью в глазах посмотрела на мужа и тихо удалилась из комнаты.

– Почему же я все-таки не настоял на том, чтобы Полина мне все рассказала? Почему? – спрашивал себя Алексей.

Перед глазами прошла жизнь после встречи Полины и Софьи. Он был счастлив все эти годы. Да-да. Ему было хорошо и спокойно рядом с любимой женой и всегда приветливой и внимательной Софьей. Алексей вспомнил выражение, вычитанное в какой-то философской книге: «Чем лучше наше настоящее, тем меньше мы думаем о прошлом». «Я был счастлив все эти годы Поэтому я забыл проблемы прошлого… А правильно ли это?»

С трудом поднявшись с дивана Ухтомский подошел к столу, взял Сонино письмо, вернулся к дивану и продолжил читать.

«Алеша, у меня, я чувствую, будет дочь. Она – мое частичное прощение греха. Эти слова ты поймешь после разговора с Полиной. Прими ее как свою. Эта девочка будет являться внучкой твоей сестры Лизы, моей мамочки, которую я никогда не знала, но которая всегда была рядом со мной. Прости меня еще раз. И прощай.»

Алексей аккуратно свернул листок с письмом, встал с дивана, положил его на стол, прошел к окну и настежь открыл его. Холодный осенний ветер ворвался в комнату. На улице была тишина – ни прохожих, ни машин. Мужчина посмотрел на часы. Они показывали половину четвертого. Вдруг маленький воробышек опустился на подоконник открытого окна, переминая лапками посмотрел своими пуговками-глазками на Алексея и попытался влететь в комнату. Сделав несколько слабых движений во внутрь, пичужка резко развернулась и полетела, сев на ближайшую к окну ветку дерева. Алексей вымученно улыбнулся и закрыл окно. Его лихорадило. Ему хотелось лечь и забыться.

«Эти слова ты поймешь после разговора с Полиной» – эта фраза из письма не давала покоя. Глаза слипались и падая в сон Алексей произнес как заклинание: «Завтра поговорить с Полиной».

Полина проснулась около восьми. В квартире была тишина. Она пошла в ванную комнату. На кухне горел свет. Алексей стоял у открытой форточки и курил. На столе было блюдце с горкой окурков.

– Алеша, ты что? Ты же не куришь? Где взял сигареты? – голос жены выражал крайнее неудовольствие.

Ухтомский медленно повернул голову в ее сторону, и Полина поразилась его лицу. Всегда искристые глаза были потухшими, уголки губ опустились вниз, одна большая бороздка пролегла от переносицы к верху лба, рядом с ней появились мелкие морщинки. Алексей за ночь постарел на десяток лет. Полина подошла к мужу, вынула из его пальцев только что прикуренную сигарету, потушила ее. Он не сопротивлялся. Она усадила его на стул, он как зомби послушался. Казалось, ему было все равно. Его погасшие глаза бесцельно блуждали по кухне, пока не остановились на лице Полины. Та стала трясти мужа за плечи: