Юлия Зеленина - Татьянин день

– Три партизанки пришли спасать заблудшую овцу! Содружество Татьян! – недовольно сказал он, глядя на короткую юбку Борковской.

Содружество ТАтьян – сокращенно СОТА! – решили девочки по дороге домой. Их сплочение, как они предполагали, свершилось навсегда. И с того момента у них появились обязательства, за которые они готовы были расплачиваться жизнью, возведя свои взаимоотношения в культ.

– А где ты была, главная спасительница? – небрежно поинтересовалась Борковская, не глядя на Ксению.

– А я осталась внизу. Ведь если бы что-то произошло – на первом этаже сидел сторож, можно было бы позвать его на помощь. Всем идти за тобой нельзя было.

– Надо же, какие новости столько лет спустя! Спасибо…

– Пустяки, – усмехнулась организатор спасения.

– А давайте выпьем за Ксюшу. Я выпью, – театрально произнесла Борковская и подняла почти пустой бокал с остатками мартини.

Дунаева хихикнула и, радостно кивая, всем телом повернулась к Ксении, демонстрируя свое расположение. К тосту присоединилась и обладательница огромной шляпы. Аишь Таня Баль сидела, не двигаясь.

– К чему все это? Зачем этот цирк? – строго спросила Ксения, с вызовом глядя на бывших одноклассниц.

Женщины уставились в свои тарелки, каждая из них размышляла о нелепости ситуации. Ведь на самом деле Ксения переоценила качество их дружбы, это была детская прихоть, от которой не осталось и следа. В то время СОТА казалась ей чем-то невероятно важным, но спустя годы все оценивали эту юношескую связь совсем иначе, просто никто не спешил в этом сознаваться.

– Ксения, как бы ты не психовала, ты меня послушай! Меня в компашке нашей всегда считали самой тупой и блядовитой, понимаешь? – делово произнесла Борковская.

– Голова чуть закружилась, – Дунаева попыталась сменить тему разговора.

– Сейчас говорю я! Дуня, помолчи! – повысила голос Борковская и повернулась к Ксюше. – Ты для меня, а я для тебя кое что сделаю: скажу одну вещь… Конечно, мы обе припозднились с правдой… Ты подумай, Ксюха, просто подумай: оно тебе надо было – СОТЫ эти долбаные, испытания… Это же все мишура, искусственное… Понимаешь? Посмотри на нас – что с нами стало! Это еще тогда было понятно, что мы ничто! Так что, Ксюха, радуйся, что ты не родилась Татьяной, радуйся! А то бы был не квартет неудачниц, а… как это называется, когда пять человек? Квинтет?

В следующую секунду всех четырех Татьян захлестнула волна эмоций, и они начали ругаться между собой. Это было словестное сражение не на жизнь, а на смерть. Обиды и горечь кипятком полились на головы подруг. Даже тихая Дуня подключилась, припомнив, как Карасева перестала с ней общаться, потому что у них в классе появилась новая девочка и та с ней начала дружить, только из-за угощений – дорогих зарубежных конфет и жвачек, привезенных отцом-моряком из-за морей-океанов. Это была странная вакханалия взбесившихся женщин. Ксюша с легкой улыбкой наблюдала за застольной истерией, получая удовольствие и энергетический заряд от выброса негативной энергии своих давних знакомых. Теперь она не врывалась туда, куда ее не звали. Карточный домик рассыпался, и все вмиг обесценилось. Иллюзии, сжигающие столько лет насквозь ее мысли и чувства, наконец-то стали рассыпаться.

После выплеска эмоций все разбрелись по углам кафе. Ксении пришлось общаться с официанткой, чтобы та не вызвала полицейских, чтобы усмирить рычащую Баль и визжащую Борковскую.

– Поймите, у них особенный день, – устало выдохнула Ксюша. – Вы видели когда-нибудь, чтобы четыре Татьяны стали лучшими подругами и прожили долго, но не очень счастливо? Просто посмотрите и пожалейте их, ведь они могут больше никогда не собраться, и если вы этому поспособствуйте, то будете нести ответственность за это.

Лицо молоденькой официантки скуксилось, она очень сосредоточенно смотрела на Ксению, словно та была хитрой цыганкой, которая ввела ее в ступор гипнозом. Девушка очнулась и, махнув рукой, пробурчала, что ей плевать на этих теток и на весь мир и побрела к другому столу, где ее ждали новые гости, – намного приличнее и щедрее, судя по ее улыбке.

Жизнь в кафе шла своим чередом: кто-то приходил, кто-то уходил – круговорот посетителей в жизненном цикле заведения. Выпустив пар, Татьяны успокоились и выпили еще спиртного. Дунаева и Карасева молча созерцали Таню Баль, лежащую лицом в тарелке. Первой заговорила Дуня:

– Я думала, так бывает только в анекдотах и кино. В первый раз вижу, чтобы человек уснул в тарелке.

– А кричала: нам литр – не доза! – презрительно отрезала Карасева.

– Зря она на наше вино переключилась. Заказала бы еще водки.

Подруга утвердительно качнула шляпой.

– Если хочешь, иди тоже посмотри машину Ксюши, – доверительно предложила Дунаева.

– Нет, не хочу. Что я, машин не видела? Это Борковская у нас самая любопытная!

Каждый раз, когда официантка проходила мимо столика, лицо Дуни вспыхивало, и она смущенно опускала глаза. Ей было стыдно за скандал, который бушевал почти час назад за их столиком, находящимся почти в центре зала. Горланящие женщины, словно бабы на базаре, устроили переполох на потеху публике. К счастью все обошлось, и миновали встречи с правоохранительными органами.

– Да, ладно тебе, Таня, краснеть, как девица нецелованная, – воскликнула Карасева, глядя на виновато потупившуюся Дунаеву. – Можно подумать, официантка первый день живет на земле! Поди, тут такого насмотрелась!

– А люди в кафе?!

– И они не вчера родились! «Плюнь и разотри», как сказала бы Баля.

Дремлющая в тарелке одноклассница издала звук, похожий на довольное хрюканье поросенка, подружки замерли, глядя на нее и, переглянувшись, тихо рассмеялись.

– Дуня, я должна тебе кое-что сказать, – Карасева вдруг стала очень серьезной. От волнения она начала хрустеть костяшками – эта привычка у Тани была еще со школы.

– Что? Ну! Говори скорее, – забеспокоилась Дуня. Хмельной туман в секунду покинул ее сознание, странное предчувствие дрожью охватило организм.

Карасева выдержала паузу, глаза ее наполнились слезами. Она посмотрела на Дунаеву пронзительно и тоскливо, после чего произнесла надтреснутым голосом:

– Мы ведь с тобой самые лучшие подруги, правда?

– Конечно, Танечка! Я что-то разволновалась…

– Я больна, Дуня!

В следующее мгновение Карасева сняла шляпу, обнажив взору самого близкого человека жиденькие короткие волосики – последствие химиотерапии и долгого лечения от сложной болезни. Рот ее искривился в подобии улыбки.

– Те цветные пилюли – вовсе не витамины? – тихим голосом произнесла Дуня, с трудом сдерживая слезы.

– Нет, не витамины.

– И ты уже не выздоровеешь?