Юлия Зеленина - Татьянин день

– А я-то думаю: куда ты исчезла? Звоню, звоню – а там чужой голос, – растерянно выдавила звук Дуня.

– Да, чужой голос, – надломилась на мгновение Карасева, но тут же взяла себя в руки. – А в деревне хорошо: воздух чистый, продукты свежие…

Карасева с отвращением вспомнила маленькую избушку с удобствами на улице. Жизнь в Богом забытом месте – не предел мечтаний еще нестарой и в каком-то смысле привлекательной особы. Не имея выбора, Таня вынуждена была смириться со своим местопребыванием, ведь лечение – слишком дорогое удовольствие и, распрощавшись с большой, просторной квартирой, ей пришлось въехать в то, что жильем назвать очень сложно. «Да, деревни нынче не в моде», – усмехалась она каждый раз, проходя по заброшенному поселению, в котором пожилые никому ненужные люди коротали свой век. Старческое поселение Карасева назвала «барахолка» – место для хлама… для людей, срок годности которых давно истек… Она была самой молодой жительницей деревни, старички опекали новую соседку: приносили свежее молоко, яйца, сало, овощи, ягоды, грибы. Жизнь с нуля… после квартирных будней ее мир перевернулся. Таня вынуждена была научиться ходить с коромыслом за водой к колодцу топить печь дровами, готовить в чугуне, стряпать хлеб, пользоваться рукомойником, ходить в баню раз в неделю и плескаться в тазу прямо посреди избы при необходимости освежиться посреди недели. Больше всего на свете Карасева возненавидела зиму: за огромные сугробы и адские усилия, которые ей приходилось прилагать, расчищая путь от крыльца дома до ворот огромной деревянной лопатой. После такой трудоемкой борьбы со стихией она почти сутки не вставала, притаившись на печи, ощущая себя старой немощной бабкой про которую забыли не только родственники, но и сама смерть.

– А я бы тоже, если бы была возможность, в деревню уехала, – мечтательно произнесла Дунаева.

– А чего? Давай, Дуня, приезжай – будем жить, – предложила Карасева.

В глазах Дуни забрезжил огонек надежды, она мысленно перенеслась в уютную светлую избу с немного скрипучим полом и белоснежными, расшитыми цветами, занавесками на маленьких окнах, представила проворного кота – охотника на мышей, лакающего жирную домашнюю сметану и ухват, строго охраняющий возле печки, варящуюся в чугуне гречневую кашу на свежайшем коровьем молоке. Ее фантазии прервал резкий звук мобильного телефона, призывающий хозяйку ответить на звонок.

– Алло… Да, я же сказала. Не звони мне больше, – немного грубо ответила Ксения и бережно положила трубку на стол.

– Что случилось? – поинтересовалась Карасева.

Ксюша, с трудом сдерживая улыбку, пожала плечами и, слегка покраснев, небрежно произнесла:

– Ерунда! Просто неприятный разговор!

– А глаза – счастливые, – подметила Карасева, качнув огромной шляпой. В голосе ее звучала грусть, она от всей своей несчастной души завидовала забавной игре бывшей одноклассницы и находила трогательным повышенное внимание голоса из телефонной трубки к еще молодой женщине, ждущей очередного звонка.

– А где же еще одна Татьяна? – вдруг спросила Ксюша, вспомнив про недостающее звено дружной компании.

– Борковская задерживается, – в унисон ответили подруги, после чего переглянулись и втроем прыснули от смеха.

– Мы уже шутили: придет и начнет рассказывать истории, – Дунаева всем своим видом показывала расположение к Ксюше, ведь это она ее пригласила, прекрасно понимая, что ее появлением на вечере Татьян почти все будут недовольны.

Ксении вдруг стало холодно, словно в зале включилась мощная вентиляционная система. Она внимательно посмотрела по сторонам: все посетители общепита были заняты собой, своими проблемами. В кафе звучала мажорная симфония голосов и, похоже, никого не беспокоила внезапно опустившаяся откуда-то сверху стужа.

– Кстати, об историях… Расскажите что-нибудь. Как живете, пьют ли мужья, сколько детей? – Ксюша произнесла текст на автомате, внимательно глядя на свой мобильник.

Татьяны, молча, опустили глаза. Никто из присутствующих не желал поведать о своей непростой жизни. Ксения ждала ответов на вопросы, женщины за столиком погрузились в тягостные раздумья. Спасительница-официантка принесла тарелки с нарезками и Тани заметно оживились.

– Ну, вот и закусь. Девчонки, наливай! – обрадовалась Баля, потирая руки. Все, кроме Ксюши, засуетились, переставляя с места на место посуду. Почетную обязанность разливать спиртное взяла на себя Карасева. Она это делала с немного наигранным изяществом, забавляя подруг.

– Как это есть, название такое, старинное… человек, который разливал вино, – озадачилась Дунаева. – Вертится ведь на языке… не могу вспомнить!

Дуня терла лоб, стараясь воскресить в памяти распространенное слово, которое так часто встречалось ей в сканвордах.

– Наливайло какой-нибудь? – это была попытка Тани Баль спасти своих подруг от мучительной головоломки.

– Я знаю человека по фамилии Наливайло. – Ксюша улыбнулась, увидев, как округлились глаза Бали. – Хороший человек. И при этом совсем не пьет.

– Виночерпий! – победоносно воскликнула Дуня. – В старину так называли человека, который наливал!

– Карасик, ты теперь виночерпий! – Весело воскликнула Баля своим грубоватым голосом и подняла рюмку вверх. Все, кроме Ксюши, подняли бокалы и с веселым восклицанием «за Татьянин день» зазвенели посудой. Ксения с интересом наблюдала за нетерпением присутствующих за столом осушить свои бокалы. В самый ответственный момент, она сосредоточенно произнесла:

– А что, Борковскую ждать не будете? Как же четвертое звено вашей дружной компании?

Все на секунду замерли, озадачившись вопросом бывшей одноклассницы, и растерянно переглянулись.

– Да она все равно опаздывает! – откликнулась Карасева, пригубив вина.

– Мы ей потом штрафную оформим! – притворно грозно поддержала подругу Баля, после чего залпом выпила стопку водки. Татьяны перешли к трапезе. Ксения поежилась от лязганья вилок о тарелки – этот звук ее раздражал. Она взяла со стола мобильник и задумчиво уставилась на дисплей.

– Ждешь, что опять позвонит? – почти безразлично произнесла Дуня, тщательно пережевывая кусочек ветчины, благоговейно наслаждаясь вкусом деликатесной пищи, которая в виду финансовых затруднений отсутствовала в ее древнем пустом холодильнике.

– Нет, – солгала Ксения, с трудом сдерживая вздох сожаления. Конечно, она ждала звонка! Болезненные мысли настырно сверлили ее мозг: а вдруг все – и это точка?! Как она будет жить без него? Глупая ссора из-за пустяка – обняться и залечь в постель, позабыв о маленьком скандале. Но ее проклятая гордость… Порой своему характеру была не рада даже сама Ксюша. В ней была неистребимая жестокость, от которой страдали близкие люди. Ксения прекрасно знала, как вывести человека из себя и превратить его жизнь в затянувшееся путешествие на «американской горке», с опасными поворотами и неудержимой скоростью по рельсам-нервам.