Антон Тарасов - Сплетение песен и чувств

– Готовлю, баба Даша, скоро на работу – вздохнул Артём. – А Вы не волнуйтесь, там пьют, как водка закончится, так выйдут. А с голода не помрут, водка-то калорийный продукт все-таки. И вон, глядите, в туалет-то бегают, значит, живы!

Парень с четвертого курса, в майке и рваных джинсах, покачиваясь, поплелся в конец коридора и громко хлопнул дверью туалета.

– Ох, зараза, попадет мне, если проверка будет, – баба Даша погрозила вслед парню кулаком. – Мало того, что пьет, так еще и девиц притащил.

Это те, с третьего этажа, глаза бы мои на них не глядели.

– Не волнуйтесь, баба Даша, в обиду Вас не дадим, – Артём помешал пельмени вилкой и добавил огонь. – Да и кто проверит-то? Все в отпусках, нежатся где-нибудь на пляже, не до нас им.

– Дай Бог, – баба Даша вышла из кухни, но снова вернулась.

Стоя в дверях, она смотрела, как Артём неторопливо помешивает пельмени. Видимо, и для нее тишина в коридорах общежития была чем-то совершенно непривычным.

– А ты-то со своей девочкой собираешься съезжаться? – баба Даша говорила тихо, хотя подслушивать было некому. – Если меня комендант общежития спросит, я скажу, что только «за», ты парень хороший, порядочный, почему бы вас и не поселить в одной комнате.

– Спасибо, баба Даша, – Артём почувствовал, как покраснел. – Мы пока только один раз говорили с ней об этом. Не знаю, она сейчас к родителям уехала в Архангельск.

– Смотри, девка она видная, – вахтерша сложила пальцы в кулак, очевидно, желая показать, насколько же видной в ее понимании является Алина.

Но получилось совсем невпопад. За ее спиной в комнату тихо прошагал полупьяный парень с четвертого курса. Снова хлопнула дверь. За ней раздался радостный визг.

– Ишь, бестия, снова девок лапать полез, а они и довольные. Какая же тут любовь у них? Разврат сплошной! Как они вообще терпят его, грязного, немытого, вонючего. Как выходит из своей каморки, так такая амбра поднимается! А они, бедные, сидят там, с ним.

– Каждому свое, баба Даша, – Артём убрал огонь, накрыл кастрюлю крышкой, обернул полотенцем, слил воду и, улыбнувшись, направился в комнату.

Он ел не спеша, сидя перед распахнутым настежь окном. Уличная пыль играла на солнце, с улицы доносился шум шагов, разговоры. Комната была на первом этаже, но из-за цокольного этажа, в котором размещался склад, окно располагалось довольно высоко. Артёму нравилось смотреть туда, где между домов была видна оживленная улица, сновали машины и кипела жизнь. Эти редкие минуты наблюдения скрашивали его однообразные будни.

Вот идет и едва держится на ногах непонятный тип в рваных джинсах. Мелькают грузовики; посапывая, медленно проезжает цистерна. Порыв ветра поднимает пыль с обочины и несет ее внутрь двора.

«Странная штука, – понял вдруг Артём. – Вот я сейчас сижу, ем и смотрю в окно. И мне не нужен никто, настолько мне хорошо и спокойно. Но стоит только доесть и отойти от окна, как снова становится одиноко и как-то неловко от осознания собственного одиночества. Сразу вспоминаю Алину. Что-то она не пишет. Не похоже как-то это на нее».

Дорога на хладокомбинат занимала минут двадцать быстрым шагом. В хорошую погоду Артём шел напрямик, через парк. В плохую в парке было сыро, ноги вязли в грязи при подходе к промзоне. Дорога была тоже своего рода развлечением. Рядом стояла школа, на ее стадионе часто играли в футбол. Чуть далее гуляли с собаками: они бегали по пригоркам веселой поскуливающей и гавкающей стаей, и валялись в грязи. Они составляли полную противоположность тем собакам, которые охраняли хладокомбинат: злые, угрюмые, закормленные до полуобморочного состояния – они не могли не наводить ужас и заставляли отнюдь не улыбаться.

Артём бросил пропуск в коробку, которая стояла на проходной – он всегда приходил одним из последних, только-только успевая переодеться и вбежать в цех, однако никогда не опаздывал.

– Эй, Артём, здравствуй, новости у меня для тебя, – мастер Василия, бритый наголо мужчина неопределенного возраста, ждал его у линии. – С завтрашнего дня ты работаешь в ночь, слышишь?

Артём задумался.

– С чего это? – с легким сарказмом спросил он.

– С того, что там не хватает народу, – Василия говорил гнусавым, слегка писклявым голосом. – Помнишь Гию?

Артём не мог не помнить этого смешного грузинского парня, который учился на детского врача, а по ночам подрабатывал грузчиком.

– Так вот, уезжает он домой к себе, на пару недель, – на линии что-то громко скрипнуло, конвейер начал двигаться и Василия отвлекся на мгновение. – Так вот, да, а вчера он ночью тут отвальную устроил, пронес через проходную целый пакет, напоил полсмены, сам напился в сосиску, наблевал наверху в раздевалке, да и заснул в этой луже.

Конвейер снова вздрогнул, остановился и запустился.

– А утром, представляешь, начальство пришло пораньше, а он там. Лежит, блевотиной несет за километр. Елки-палки, меня вызвали и, – Василия сделал несколько возвратно-поступательных движений нижней частью туловища и присвистнул. – Думал, конец, всех оштрафуют. Да пронесло, пронесло. Так что я на тебя надеюсь, слышишь? Я сам перевожусь с завтрашнего дня в ночь, и еще на утро буду оставаться. А здесь вечером другой мастер будет работать, Юля.

– А с чего все решили, что в ночь я соглашусь работать? – Артём крутил в руках рулон липкой ленты. – Не по мне это как-то.

Василия поморщился и начал ковырять в носу.

– Да ты пойми, там же денег больше. И еще народу меньше, так как не хватает пятерых. Опять-таки, денег больше. Да и за погрузку буду тебе выписывать выработку, как раз завтра придет ночью машина из Москвы, двадцать пять тонн надо загрузить по-тихому.

– Опять за наличку мороженое цех продает? – Артём слышал краем уха о том, что хладокомбинат под покровом ночи проворачивает такие операции, но участвовать в них ему еще не приходилось.

– Не опять, а снова, – Василия явно торопился. – Так я тебя ставлю в смену, да? Завтра отдыхаешь день, а вечером приходишь к одиннадцати. И не опаздывай, студент!

– Не дождетесь!

– В смысле? – встрепенулся Василия.

– В смысле, что не опоздаю! – громко крикнул Артём.

Загрохотал упаковочный автомат – значит, ровно через пятнадцать минут батончики мороженого в блестящей обертке забарабанят по конвейеру. Двадцать тонн, не меньше. Артём взглянул на телегу. Кто-то из утренней смены запачкал ее этикеточным клеем. Целое его ведро стояло рядом, на кафельном полу. Артём огляделся, достал из кармана плеер, наушники.

«Как мне все это надоело, – ругался он про себя, прокручивая колесико настройки радио. – Этот цех, эта грязища. И Алина не написала в обед. Не мой день явно. А вот и они. Тошно, ох, как тошно».

Укладчицы дружной толпой шли по узкому проходу вдоль конвейера.