Виктор Дьяков - Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути

Всего несколько лет назад Ратников еще считал эстрадную певицу Аллу Пугачеву молодой, во всяком случае, гораздо моложе себя. И когда Анна вдруг сообщила, что она почти ее ровесница, он был крайне удивлен, что эта нестандартная в поведении, и довольно развязная девица тоже принадлежала к послевоенному поколению. Это «открытие» заставило его внимательней к ней присмотреться, благо на телеэкране она появлялась часто. Он попытался разгадать секрет ее кажущейся «молодости». Внешне, даже в гриме она, в общем, не смотрелась моложе своих лет. А вот в своих песнях она представала совершенно свободной от тех «пут и цепей условности», что незримо с детства, со школы, с пионерского лагеря опутывали едва ли не любого советского человека, родившегося в конце сороковых и в пятидесятых годах. Родившиеся в шестидесятых уже ощущали те путы не столь сильно. Он видел это и по солдатам и тем более по молодым офицерам. Наблюдая певицу по телевизору и анализируя ее поведение, Ратников сначала сделал сам собой напрашивающийся вывод: чтобы простому человеку чего-нибудь достичь, кроме способностей необходима еще и изрядная наглость. Ведь именно такой и казалась Пугачева, талантливая и наглая, даже хамоватая. А как же еще пробиться через частокол всевозможного блата, кумовства и разных «ты мне – я тебе», если у тебя нет ни какой поддержки? Может, и ему не хватило этой самой беспардонности в своем деле, все ждал, что заметят, оценят. А надо было ходить, требовать, попадаться на глаза вышестоящим, унижаться – наступать на горло своей гордости, может быть даже взятки давать… Ратников знал таких людей, которые ради карьеры не брезговали буквально ничем, некоторые даже «подкладывали» под начальников и всевозможных проверяющих своих жен, или женились на перезрелых, гораздо старше себя дочках генералов, преподавателей академий… При упоминании всех этих «средств» Ратникова тянуло на рвоту – он не мог представить в подобной ситуации ни себя, ни Анну. Тем не менее, время от времени устраиваемые женой ссоры на бытовой почве сформировали у него своеобразный комплекс. Он искренне считал, что не смог обеспечить жене и детям достойной их жизни, ощущал не проходящее чувство вины.

Что касается Пугачевой, то Ратников, конечно, понимал, что это исключение из правил, этот пример нетипичен, и возможен только в творческой среде. Просто уж очень она талантлива в своем деле. Остановить такую даже закаленным в «боях» советским чиновникам от культуры было не под силу, тем более вставлять ей «палки в колеса» бездарям и середнякам из артистической богемы – все равно что море плотиной перекрыть. Впрочем, ей конечно и со временем относительно повезло, чуть раньше «перекрывали» только так, и в лагерях гноили, и убивали. Сколько талантов было загублено в золотое для «органов» сталинское время. Сейчас, слава Богу, времена уж не те, хотя и пытаются, стоит таланту оступиться, дать слабину – и нет таланта. Вон и Захарова со сцены выкинули, и Ободзиньского, и над Леонтьевым издеваются, гоняют как бездомного соленого зайца, квартиры даже в Горьком, не говоря уж о Москве, не дают. Но на Пугачеву, настоящую народную любимицу, все же покуситься опасаются, разве что в газетных статейках из-под тишка куснуть могут. А то что Пугачева, несмотря на весь свой эпотаж и нескромность, любима народом, Ратников убедился воочию три года назад в мае того памятного 1983 года, когда побывал на ее концерте. Так вот, тот концерт повлиял на него сильнее, чем тысячи сплетен и десятки телетрансляций.

Билеты на концерт случайно приобрела Анна, когда Ратниковы, возвращаясь из санатория, забрав детей в Ярославле решили оставшиеся дни отпуска провести у Веры, чтобы успеть «побегать» по московским магазинам. То был сборный концерт «звезд» эстрады во дворце спорта «Олимпиский». Огромный зал зрители забили до отказа, ибо выступающих «звезд» набралось немало: «Земляне», Борткевич, Ножкин, Брегвадзе и еще ряд менее известных. Завершала программу «Она». Там Ратников воочию убедился, в чем отличие «звезд» от «Звезды». Чтобы это понять, при этом надо было присутствовать, видеть и слышать вживую. Ни какая телетрансляция этого передать не может. Артисты на сцене пели, говорили, шутили… Борткевич из кожи лез доказать, что он и без «Песняров» кое что стоит. Правда, получалось у него это не очень убедительно. Ножкин продемонстрировал этакие советско-ястребиные взгляды, заявив, что у нас весь мир враги, а потом спел не первой свежести песенку про то, как его «образованные просто одолели». Брегвадзе явно не хватало ее «камерного» голоса даже усиленного радиоаппаратурой на весь огромный Дворец спорта. Однако все этот мало кого волновало. Большинство зрителей их воспринимало вполуха, в качестве «разогрева». В зале переговаривались, посмеивались, обсуждали что-то свое – весь двадцатитысячный «Олимпийский» ждал появления «Её» и только «Её». Особенно не повезло в том концерте Брегвадзе. Она пела последней перед Пугачевой и весь гигантский зал как будто подгонял ее своей единой волей: скорее, скорее, кончай, что ты там шепчешь, мы пришли ради «Нее», хотим видеть и слышать только «Её», а вас всех так, в «нагрузку» нам подсунули. Брегвадзе кончила петь, удостоилась жидких аплодисментов, и еще не успела покинуть сцену, как адресованные ей хлопки, захлестнула мощная волна рукоплесканий: на краю затененной сцены, в скользящем луче прожектора, на мгновение мелькнуло концертное платье, знаменитая пугачевская «летучая мышь». Зал бушевал несколько минут. Ратников, уже имел опыт ощущения гипнотической силы довлеющей над залом, примерно то же он ощущал в Зыряновске на концерте Высоцкого. Ему даже стало не по себе от столь явного пренебрежения публики к предыдущей исполнительнице. Анна и Игорь (дочь по малолетству на концерт не взяли) тоже поддались общему психозу и хлопали что было сил.

Певица спела семь своих песен-хитов: «Миллион алых роз», «Старинные часы», «Сонет», «То ли еще будет», «Любовь одна виновата»… То было время наивысшего расцвета ее дарования, апогей ее творчества, она пела вдохновенно, в охотку, властвовала над залом и щедро одаривала зрителей: голосом, движениями, страстью, своим хорошим настроением. Люди… не маленький камерный залишко, где собирается элита, или знатоки искусства, а тысячи совершенно разных людей со всей страны, ее слушали и смотрели, они ее обожали, боготворили… Потом, наверняка, многие из них по-прежнему сплетничали и судачили о «Ней», пересказывали анекдоты про «Неё», возмущались ее поведением, высокими гонорарами… Но все они, несомненно, вспоминали и будут вспоминать, что побывали на «Её» концерте, гордится ею, гордится даже ругая и понося.