Людмила Загоруйко - Евреи в жизни одной женщины (сборник)

– Подруга ухожена и худощава. С точки зрения отстранённого эстета, мне нравится, но в сравнении с собой – нет. Я пузата и выгляжу старше. Она – фон, на котором я проигрываю.

Тут снова почувствовался перебор. Всё-таки как никак мужчина и хоть видов я на него не имею, но, безусловно, женщина, а об этом забывать негоже. Пальцы строчили текст не останавливаясь, буквы путались. Я явно была на взводе и оскорблена этими (((.

– Подруга принесла виски. Из красивой бутылки нехорошо пахнуло самогоном. Мы разлили на двоих. Я знала что будет дальше.

Подруга жаловалась на мужа, лежащего на диване интеллигента. Он её не ценил. Мне это не нравилось. С другой стороны он воспитывал её ребёнка, случившегося в период развода между ними, первого или второго. Они как-то умудрились по нескольку раз сходиться и расходиться, значит, ценил, или смирился. Подвиг его отнюдь не славянский, мне импонировал, и я заочно мужа приветствовала, но подруга жаловалась, значит, обижал. Пытаясь сопереживать, я запуталась и в конец устала. У меня нет мужа, и я не хочу ни во что вникать. Зачем? Чужая семья – потёмки, но подруга билась голубкой передо мной за столом, смачивала горло виски-самогоном, наконец, в отчаянье стала кричать на весь наш сонный дом с прозрачной слышимостью, что хочет срочно замуж. Я ахнула, быстро встала, закрыла окна, выходящие в глубину двора, и как бы окаменела. При живом муже замуж? Да ещё и рожать собирается. Надо было что-то предпринимать.

«Что, четвёртого?» – уточнила я с возмущением в голосе. Она не слушала, мою иронию не воспринимала и даже обижалась, но своеобразно, лихо подливая виски в стакан. Я знала, даже не по ней, а по себе, что сейчас понесёт, как реку, разлившуюся в половодье и не остановить, не удержать. Стихия. Тут не до иронии. Она уже кричала об инстинкте материнства, присущем ей, огромной, жертвенной любви к детям, снова билась голубкой, а бутылка уже зияла зелёной пустотой. Всё. Алкоголь закончился. Это должно было её чуть прояснить. Неизбежность. Она уже впала в транс и стала походить на ту, что хотела полететь «зигзицею», но древняя наша общая славянская пращурка стенала по мужу, а тут совсем не то. Я опять напутала. «Дорогая – мягко сказала я, чтоб хоть как-нибудь вырулить и чуть переменить тему – смею тебе напомнить про наши годы. Тебе скоро пятьдесят». Лучше бы я этого не говорила. Она теперь точно обиделась, пожаловалась, что никто её не понимает, и заявила, что твёрдо решила рожать И давно бы уже родила, если бы была генетически достойная кандидатура.

Я быстро выпали весь текст в маленькое окошечко, почему-то напоминающее тюремное, в камеру, и отправила его адресату. Подруга, безусловно, понравилась и оценилась. В ответ пришло много расслабленных и умиротворённых знаков!!!!!! Он жаждал новых историй. Я рассыпала их бисером. Чего, чего, а историй у меня было множество.

Но тут вдруг, как бы невзначай, он перешёл к рассказам о злоключениях с жёнами. Роль утешительницы меня не прельщала. Я твёрдо уяснила позицию – мы с его жёнами по ту сторону баррикад, хотя и не знакомы. Они ведь тоже женщины. И кто его знает, как вёл себя в семье этот театральный режиссёр. Переписка на тему мужских страданий ушла в сторону. Зато теперь я была посвящена в детали. Вес его второй жены составлял сорок семь килограммов при росте метр шестьдесят девять. Это было выше моих сил. «Сочувствую и вижу вас всего в синяках» – ехидно просунула я в окошечко передачу. Он пропустил лёгкую издёвку. Добавил, что ушёл, когда понял, что ей, жене, с ним плохо. В благородство сильной половины человечества верилось с трудом. Имелся свой собственный жизненный опыт.

«А делить?» ехидство моё разрасталось. «Что делить? Она унесла всё с собой, забрала даже простыни». «Ноша не была слишком тяжёлой? При таком весе?» – закинула я в немое пространство. Он как-то сразу исчез. Я подождала, поёрзала на стуле. Потом стало невмоготу. Написала: «Где вы? Что с вами? Только не надо суицида, обратитесь лучше к психиатру». Через час пришёл ответ: «Никакого суицида. Говорю вам, как врач врачу». Молчание. Я позакрывала наглухо все окошки, чтоб не мешали и начала рассуждать о своём, о женском. Текст пошёл мой, ровный и уже безжизненный. Меня убаюкивало твёрдое решение: пора переходить от частностей к сути.

«Странная закономерность: замужних дам мёдом ни корми, дай поругать своих суженых. И то не так, и эдак не так. Самые продвинутые умудряются в рекордно короткий срок превратить супружество в абсурд и унылую скуку. А дальше? Да что там дальше? Путь проторен, дорожка плотно утрамбована. И каждый год, прожитый вдвоём, как ни странно, отдаляет. Брошенный метко камушек в воду, расходится кругами всё шире и шире, наконец, водная рябь затихает. На поверхности – безмолвие. Только чуть обжились, обустроились, мебель завезли, тут обнаружилось: под одной крышей – два чуть знакомых друг другу человека, по ошибке заселённых в одну квартиру. Утром встал, пошёл в ванную, навстречу по коридору Он. Кто это? Где я его видела?»

Тут я поставила точку и пригорюнилась. Пример напрашивался сам собой. Естественно, мой. Это я умудрилась дважды за всю супружескую жизнь поговорить с мужем по душам. Больше не получилось. Всё суета: пелёнки, дрязги, долги, безденежье, кто кого умней и чья возьмёт. Словом, целый букет прелестей жизни.

Верх не удалось одержать никому. Каждый уполз с поля брани чуть живым. На зализывание ран ушли годы. Разговора по душам по сути никогда и не было. Оказалось, что нам просто не о чем говорить. И вот я на свободе и под гипнозом интернет-дневников стремлюсь к обобщениям. Текст лился плавно, как бы сам собой.

«Странная закономерность: незамужние дамы в вечном поиске этого самого суженого, превращающегося в ряженого, чтоб потом клевать и клевать в упоении в самое темечко и с милой улыбкой спрашивать: «Тебе не больно, милый?» Тысячи уловок и хитростей, невероятных по изворотливости прыжков. Наконец, под сочком – бабочка-самец. Ещё трепещется, ещё радостно машет пёстрыми крыльями. Не тут-то было. Накрыли, посадили в банку. Попробуй, дыши. Всё выходит на круги своя.

В полку незамужних – убыло, в полку счастливиц – прибыло. Нырнул – вынырнул, вынырнул – нырнул. Всё как надо, чин чинарём.

Природа на всплески людской суеты не реагирует, безучастна. Равновесие в ней соблюдено. На рождаемость переход особей обоего пола из одной категории в другую, их вечные миграции косяками, где в графе про семейное положение то стоит жирный прочерк, то гордо и независимо красуется короткое победное «да» – не влияют. Всё, как всегда, плодится и размножается.

Трудно, почти невозможно понять, как очаровательные, кокетливые красавицы 90-60-90, закачиваются ресницы – начинаются ноги, в конце концов, превращаются в расплывшихся, сварливых старух. Неужели их никто никогда не любил? Откуда тогда дети, внуки? Счастливых пар, увы, мало. Ну что я тут умничаю? Всё это утрированные рассуждения на тему Лева Толстого, его пронзительное про счастливые семьи. Что поделаешь? Классика. Вершина проницательности. Увы, лучше не придумать.