Татьяна Чекасина - Облучение

Что ж, придётся ещё одну тему поднять, тему духовной жизни: легкомысленная внешность – результат её полного вакуума.

– Вы чем заняты на досуге? – врубаю «учительскую» – по определению Кукурузовой, улыбку. – Наверное, одни танцульки на уме, да киношка: фильмы индийские… Так проводим досуг?

Лёка, игнорируя сказанное, заслоняет рукой глаза, будто прячась, и этим провоцирует меня на громкий учительский монолог:

– Рекомендую чтение серьёзной литературы: «Как закалялась сталь» Николая Островского, Макаренко «Педагогическая поэма»…

…– с Пушкина надо начинать любое чтение литературы, – возражает довольным басом Кукурузова. – Я всегда, если нужен ответ на важный вопрос, смотрю: а что Пушкин рекомендует? Учитель жизни.

Тут Лёка, для нас неново, отключилась от действительности, войдя в «автоматический режим». Сие явление (вообще-то) – хохот.

– Ах, простите! – и закатилась.

Смех её особенный я слышу до сих пор. Звучит он, будто не во мне даже, а под куполом цирка, которым и является жизнь. Одним судьба – с метлой на арене, другим – полёты в вышине. У Лёки этой был даже не смех, а будто другой язык, на него переходила она, улетая, о чём мы, к сожалению, получили сведения довольно поздно.

Мы её побаиваться стали, уж не только потому, что родня начальственная, а – странная она какая-то, загадочная, непредсказуемая.

Из дневника: «Разбилась реторта», – они послушались Ашота Меружановича: сенсорная недостаточность, отсюда эти состояния; наконец-то найден выход… Накануне приснился такой чудный сон: будто я нахожусь в центре стеклянного шара (пробирка гомункулуса?), и вдруг раздаётся звон (я пугаюсь осколков, летящих мимо). Между острых зазубрин разбитого стекла вижу открытое пространство с ландшафтом, напоминающим гогеновский: краски чистые, яркие. Проснулась радостно. Толкование вдовы: посуда бьётся не только наяву, но и во сне к счастью.

Мы с Кукурузовой обычно начинаем день с проклятий. Она, что считает нужным, ругает, поносит, обкладывает. Потом я: сволочу, кляну, посылаю подальше… Закончив это, приступаем к вычитке. Новенькую мы как-то так не стали брать во внимание. Она показалась нам похожей на глухонемую, взирающую на обычных людей без сожаления, что ничего не слышит.

– Зарраза, кто придумал номера на руках?! – Кукурузова врывается в «спецчасть» с опозданием. – Встала засветло, прибегаю, а там уже пишут. Мне достаётся триста двадцать шестой номер. Возвращаюсь собирать в школу Димку. Он зря время не терял: пролил на новый палас гуашь. Давай отчищать, забылась…

Я сочувственно вытягиваюсь, напрягая тощее тело навстречу пациентке (в этот миг я целитель).

– Возвращаюсь в магазин, – продолжает жалобно гудеть Кукурузова, – а там толпа. Мой номер (видишь рядом с большим пальцем цифра «три» сохранилась?) на втором закруте от прилавка (крайние – на улице). «Надо было вам номерок-то беречь!» – укоризненно орёт очередь. Так и не пустили! Пришлось снова занять. Не жизнь, зарраза!

Очереди в советской стране, где мы живём, за всем: за мебелью, коврами, холодильниками, импортной одеждой, обувью. С продуктами не легче. И я поведала в ответ, как, встав тоже раненько, пришла к открытию в молочную за солёным маслом, а продавец к несолёному разворачивается…

– Вы что даёте, оно прогорклое, вчера купила – зря деньги потратила, мне того, что привезли сейчас, свежее!

Увлекшись, мы не засекли: девушка-то не как слабослышащая. На личике фарфоровом (маска театра Кабуки) нет эмоций. Но флюиды от неё идут… Парапсихология, – да простит меня мой бывший профессор, поставивший мне, тогда, – студентке, «отлично» по «диамату» [1] …

– Вы читаете «Литературную газету»? – спрашиваю без надежды на утвердительный ответ – не «Мурзилка» [2] , всё-таки…

Выщипанные брови чуть поднялись.

– Статью о «телефонах доверия» читали? – Ответа нет, и я пускаюсь в объяснения, вдохновенно вдалбливая, как в своё время литературные образы из программы средней школы.

– Пока в нашем городе не работает эта полезная служба, мы сами применяем на практике нечто похожее. Для нас это, – лекарство, такое же необходимое, как инсулин для диабетика, чтобы не оказаться в коме…

– В какой… ко-ме? – оторопела девушка, кажется, впервые сказав что-то членораздельное, кроме, конечно, своего имени Лёка в момент знакомства.

– Психологической! – господи, до чего она – далёкое от земных тягот существо! – Мы готовы и вам помочь, если вы расскажете о своих огорчениях (какие у тебя огорчения, не жизнь, а малина, – злобствую про себя).

Вдруг вижу: мелькнуло в этом лице замкнутом (от тупости замкнутом, – решили огульно, за что поплатились в скором будущем) нечто близкое мне, умудрённой опытом (смерти родителей, свои болезни, не говоря о детских детей). Страдальческое выражение мне померещилось на лице этой девицы. Но буквально в следующий миг её глаза заводные округлились весельем:

– Ах, простите!

Далее последовала переключка. Да, зря мы «не брали» её «во внимание»! Отcмеявшись, она продолжила работу. А мы-то опозорены. Почему? Не знаю. Но то, что посрамлены, абсолютно точно. А как же теперь коллектив? – подумали мы с Кукурузовой. Как наш «телефон доверия»? Мы же тут не просто сидим над нудными воинскими циркулярами, выправляя в них массу ошибок по орфографии и пунктуации, мы занимаемся в коллективе своим главным делом – «психологической помощью»! У нас клиентура. И не малая. Мы помогаем людям в трудных ситуациях! И как быть теперь? Где мы будем проводить комплекс процедур для наших дур? В кабинете психологической помощи, то есть, в «спецчасти», теперь находится какой-то не прояснённый объект, может, и космического даже происхождения. В земной жизни она дочка начальственная. Как мы будем проводить беседы «автоответчиков» с «абонентами» на темы: «Муж-пьяница» или «Муж загулял на стороне» в присутствии постороннего лица?

Вот-вот заявится какая-нибудь жена такого мужа и сегодня. Жена такого мужа обычно приходит на работу злая и тихая. Иногда буйствующая и в слезах. Зависит от её характера, возраста и степени пьянства и загула. В «кабинете доверия» (так окрестили постоянные пациентки «спецчасть») обстановка всегда располагала: садись на гостевой стул, – «свет в морду» и «докладай» (из лексикона подполковника Дуськова). В других помещениях нет такой доверительной обстановки. Остальные женщины в «казарме». Название соответствует функции этого помещения в прошлом. Даже главная канцеляристка Дуськова, даже инспектор «особого отдела» Недостреляная за перегородками, но там же. Мы с Кукурузовой отдельно. От нас зависит грамотность в документах (пунктуация, орфография). Но теперь мы тут не одни: Лёка.