Марина Болдова - Память (Братья)

Егор все смотрел и смотрел на фотографию Веры Гнедич. Красивое, только очень печальное лицо. Тонкая шея, волосы, уложенные в пучок. «Балерина… В кого же я такой неуклюжий?», – подумалось ему вдруг: умение танцевать не было в числе его достоинств.

Они шли по алее, молча, думая каждый о своем. Также молча кивнули служащему и вышли за ограду.

– Иван, – послышалось откуда – то снизу.

Дубенко остановился. Ему послышалось? Знакомый голос. До боли знакомый! Но этого не может быть! Он беспомощно посмотрел на Егора. Егор кивнул на группу нищих, сидящих прямо на асфальте.

– Не узнаешь? – с земли поднималось какое – то существо, замотанное в черный платок и протягивало к нему руки. Иван отшатнулся.

– Не узнал… Сулико я. Твоя Сулико, – дохнуло на него перегаром это нечто.

«Да, это ее голос. Только голос и остался. Господи, что же это такое? Что с ней сотворила судьба?!», – взмолился он, вспомнив свою любовницу. Он достал из кармана несколько купюр, торопливо сунул в грязную ладонь и, не оглядываясь, пошел к машине.

– Вань, кто это?

– Единственная женщина в моей прошлой жизни, которая сумела причинить мне боль. Все. Больше мы об этом не говорим, – отрезал он.

Всю дорогу до пансионата они молчали.

Он сидел в инвалидном кресле на террасе. На лице была бессмысленно – радостная улыбка младенца. Руки беспрерывно крутили бахрому на пледе, укрывающем ноги. Егор был готов к тому, что увидит грязного, неухоженного старого мужика. Но перед ним сидел аккуратно подстриженный и чисто выбритый старичок. Глаза широко и с детским восторгом смотрели на мир, никого и ничего не узнавая. Его, Егора, глаза. Их с Иваном глаза.

– Иван Иванович, мы все сделали, как вы просили. Он теперь в отдельной палате. Что – нибудь еще?

Иван отрицательно покачал головой.

Главврач из окна своего кабинета с интересом наблюдал за стариком и двумя крепкими мужчинами. Он знал их историю. Ее пересказывали в этом государственном учреждении, как сказку. Сказку со счастливым концом. «И было у отца два сына…».