Владимир Козлов - Свобода

О.П. Жданович: Я не могу сказать, что он как-то особо изменился, когда началась перестройка, все эти дела… Чтобы про политику разговаривать, так он этого не любил. Только когда встречались с Николаевыми, заходила речь на эту тему. Но даже и тогда не за столом, они с Андреем выходили на балкон или на кухню покурить. Сергей не курил, просто с ним стоял и разговаривал. Ну а со мной про это разговоров он не заводил. Мы больше с ним о всякой прозе жизни говорили… Когда Саша был в десятом классе, Сергей хотел, чтоб он в Москву поехал поступать. Все время говорил, что времена другие, что по-другому надо выбирать профессию, карьеру. Что так, как он – закончить институт, потом – в НИИ – вот так уже нельзя, так не получится… Но Саша побоялся ехать – побоялся, что не сможет поступить… И я его не отпустила – подумала: как он один, без нас там будет? Это как раз тот год был, когда первое подорожание, «павловское»… Сережа согласился, спорить он не стал, и даже внешне вроде ничего не изменилось, но с Сашей отношения после того… Нет, может, не ухудшились, но как-то отдалились… А ведь прав был Сережа – закончил вот Саша институт, и что? Работает на рынке, продает там радиодетали… Зачем пять лет учиться было? Теперь коню под хвост все эти знания, все ведь забыл уже давно… Да и вообще, он замкнутый такой стал парень, я ничего не знаю про него. Друзей домой не приглашает, девушек тем более…

Александр Ждан, сын: Я сейчас жалею, реально жалею, что его не послушал… Дурак был, наивный… Нет, я не то чтобы его стыдился, нет, хотя в том возрасте это нормально было – считать, что родоки твои мудилы, что у тебя нет с ними ничего общего… Он понимал все лучше, намного лучше, и он хотел мне объяснить, хотел, чтобы я сделал все, как надо. Он знал, что, если поступлю в Москву, то все само пойдет, как надо, а здесь, дома – жопа… Он от меня не отвернулся, нет… Я помню день, когда он нам сказал, что все, уходит… Я был на первом курсе, сидел в комнате, задания какие-то там делал – тогда еще учились или притворялись, что учились, а потом уже и притворяться перестали. Он вечером пришел, позвал меня и маму – она на кухне что-то делала – и говорит: надеюсь, вы меня поймете, но я больше с вами жить не буду. Мама – в истерике, в слезах, а я ее такой вообще не видел никогда… Они спокойно жили, без конфликтов. Я понимал, конечно, что любви какой-то там у них нет, а, может быть, и не было вообще, что жили, может быть, ради меня. Поэтому я и не удивился, тем более, что знал, что я его разочаровал, что он на меня возлагал какие-то надежды, и я их не оправдал… Но он не отвернулся, нет… Он мне звонил, он спрашивал, как я живу, передавал какие-то деньги. Когда я был на пятом курсе, он мне предложил – иди ко мне работать, в ЦСЛ, помощником моим… Я отказался, потому что не верил, что смогу, я не хотел его опять разочаровывать… И он по-прежнему звонил после того, хотя и реже. Денег не передавал – решил, наверно, что раз институт закончил, то должен теперь зарабатывать сам… Или, наверно, раз я отказался у него работать. А может быть, ему и не до того стало, все у него закрутилось реально круто…

Виталий Ильенко: Опять же, можно сказать, что Жданович на два года пропал из поля зрения, но это будет, мягко говоря, преувеличение. Никому он был не нужен и не интересен, и никто вообще не знал, кто он такой. Это потом уже, когда он стал известным человеком – экстрасенсом, помощником губернатора, – начали все копаться, включая меня… Но так ничего и не раскопали. Николаев, единственный его друг – еще со времен проектного института – погиб в девяносто четвертом году при загадочных обстоятельствах. Практически в то же самое время, когда Жданович вышел, так сказать, из подполья и открыл свой первый центр. Николаев владел десятком магазинов автозапчастей и фирмой, торгующей автомобилями – бэушными из Европы и «Ладами», включая «реэкспортные». В документах фирм Жданович нигде не присутствует, ни одного упоминания, хотя некоторые вспоминают, что видели его несколько раз на бизнес-тусовках с Николаевым. Что, опять же, ничего ни о чем не говорит: просто старые друзья. Там копаться бесполезно – специально говорю, чтобы ты зря свое время не терял. Я перерыл все, что только можно, но безрезультатно. Семья Николаева, когда он погиб, свалила в Европу, и концов – никаких. Фирмы все были проданы и с тех пор перестали существовать. Хочешь знать мое мнение обо всей этой ситуации? Я ни в какие «теории заговора» не верю и не думаю, что Ждан мог убить Николаева или как-то там этому поспособствовать. Однозначно, они занимались бизнесом вместе, но Ждан себя не афишировал. Потом, скорей всего, на них кто-то наехал, и Николаева завалили. А Ждан, поскольку формально ни в чем не был завязан, выплыл себе спокойно и стал заниматься тем, чем хотел. Может, и деньги какие-то подкопил – на открытие первых центров. Ты и сам у него про это можешь спросить, но не думаю, что он ответит: опять же, и я у него в интервью выспрашивал, и другие журналюги… Он ни на один вопрос подобный не ответил…

Марина, в 1992–1997 годах подруга Ждана:

Мы познакомились в конце девяносто третьего, под Новый год… Была какая-то тусовка в клубе химзавода. Благотворительный вечер или что-то подобное… Мы выступали с какими-то номерами… Хотя театр и не музыкальный, но подготовили что-то специально. И там была очень пестрая публика: люди из администрации губернатора, бизнесмены какие-то, бандюки… Мы после номера вышли в зал, посидели, потом начался фуршет… Ну и он там был – он тогда бизнесом занимался… Я не знаю точно, каким – он про это не рассказывал. Наверно, что-то не получилось… Или, может быть, наоборот – не хотел афишировать, что деньги на свой первый центр заработал бизнесом… Мы обменялись несколькими фразами – и все. А потом, как это бывает, встретились случайно, вечером, в центре города… Я как раз с репетиции шла… Он подошел, напомнил, что познакомились там-то и там-то. Предложил выпить кофе – банально все… Но с ним почему-то это не казалось банальным… Стали встречаться – раз в неделю, потом два и три, а потом, в марте месяце, я к нему переехала жить. Он снимал квартиру в большом сталинском доме, недалеко от центра. Однокомнатная, но большая, и комната – с эркером. Я в таких квартирах до того и не бывала ни разу. А внутри – все очень скромно: остатки профессорской обстановки – полки с книгами, старый диван. Там раньше какой-то профессор жил, а когда умер – племянница стала квартиру сдавать.

О.П. Жданович: Мы развод окончательно оформили летом девяносто второго. Он сказал, что никакого дележа не будет, что забирает только личные вещи, а квартира и все, что в ней, остается нам. Алиментов уже не было – Саше восемнадцать как раз перед этим в апреле исполнилось… В общем, по-хорошему расстались, хоть мне было тяжело, конечно. И с тех пор не виделись. Чтоб звонить – звонил, но редко. С Сашей тоже он общался, звал к себе работать…