Владимир Козлов - Свобода

Ждан останавливается. Обводит глазами зал. Люди – в основном средних лет и пожилые – внимательно слушают.

– Нам нужно осознать, что высшая ценность – это свобода. А нас с самого детства хотят загнать в рамки – сначала родители и учителя, потом – государство, менты, попы, начальники на работе. Но как только человек осознает, что только он сам, и больше никто, определяет для себя границы того, что правильно, а что нет, ему уже ничего не страшно. Ему не страшен кризис, не страшны любые проблемы.

Ждан снова делает паузу.

– А что вы конкретно предлагаете? – выкрикивает какой-то мужик.

– Я предлагаю принципы, по которым надо жить. Это – шире, больше, чем просто политика, чем идея партии. Но без политики, без партии я не донесу свои идеи до тех, кому они нужны. Я это понял и стал заниматься политикой…

– Значит, вы предлагаете все разрушить до основания, а потом? – говорит седая тетка в первом ряду. – Но ведь это уже было…

– А вы считаете, у нас есть что разрушать? Что можно было, все было разрушено семь, восемь, десять лет назад. И это неплохо. Плохо, что вместо этого ничего не построили. Мы живем сейчас в вакууме, в пустоте. Одна система рухнула, а взамен ничего не появилось. Вылезла только наружу вся грязь и гниль прошлой системы… То есть я не говорю, что нужно все разрушить. Что-то нужно оставить и постепенно реформировать, но есть вещи, которые нужно сделать прямо сейчас. Отменить прописку – это даст полную свободу передвижения. Отменить обязательную военную службу!.. Отменить…

Выступление закончилось. Ждан, Гена и я выходим из служебного входа ДК к машине. Небо над облезлыми пятиэтажками начинает синеть.

Рядом с нашей «Волгой» курят пятеро гопников. Заметив нас, они выбрасывают бычки.

Один, кивнув на «Волгу»:

– Ваша тачка?

Гена:

– Да, а что такое?

– Ничего. Какого хуя вы сюда приперлись, а? Хули вы тут забыли? Сидели бы дома…

Ждан смотрит на парня.

– Кто вас послал?

– Никто. Не твое дело… Тебя не касается…

– Сколько вам заплатили?

– Нисколько… Не твое…

Гопник кивает остальным. Они бросаются на нас. Один – с ходу меня в челюсть и ногой в живот. Падаю. Тут же получаю по ребрам. Хватаю одного за ногу. Он падает. Ударяется о машину. Пробую встать – в спину чья-то нога. Лечу носом в грязь. Встаю на колени. Ждан – у багажника «Волги». Напротив него – гопник с ножом. Гена дерется с троими.

Ждан:

– Давай попробуй, ударь меня.

Гопник замахивается ножом. Я вскакиваю. Бью его сзади по голове. Ждан хватает его запястье. Нож выпадает. Ждан заламывает ему руку. Прижимает мордой к багажнику.

Визжит сирена. Подъезжает ментовский «козел». Гопники – наутек. Кроме того, которого держит Ждан.

Из машины выходит мент-старлей.

– Что здесь происходит?

Ждан:

– Вот, напали на нас. Из хулиганских побуждений…

На столике – бутылка водки, остатки нарезанной колбасы и хлеба. Ждан берет бутылку. Разливает остаток ровно пополам в гостиничные граненые стаканы. Мы чокаемся, выпиваем.

Ждан:

– Да, сложный был день. Нужно расслабиться… К Гене это, правда, не относится – он вообще не пьет…

Ждан берет вторую бутылку. Открывает. Наливает в стаканы.

– Ты не жалеешь, что перешел ко мне работать?

– Не-а…

– Но тебя все устраивает?

– На сегодня – да. Я вообще стараюсь жить сегодняшним днем, не думаю про завтра… Не знаю, почему. Может, потому что я сначала жил в «совке», и не было никаких перспектив, все в жопе… Потом вдруг начало намечаться, робко так, по чуть-чуть… Может, нет, может, да… А потом вдруг пришел Лукашенко, и все накрылось медным тазом, покатилось назад…

– Я тебя понимаю, Андрюша, я тебя понимаю. И ты зря копаешься в себе, пытаешься объяснить себе, что, почему и как. Это же отлично – жить сегодняшним днем, не стараться все распланировать… У меня вот как все было? Сначала – жениться, а то, не дай бог, будет поздно, потом продвинуться по службе… Квартиру выбить себе… Но ведь все это ерунда… Можно было бы все сделать по-другому… Даже при той, советской системе… Тебе сколько лет? Двадцать семь?

– Будет. В октябре.

– Отличный возраст. И ты правильно живешь. Сегодняшним днем… Так и надо. Хотя бы до тридцати. А лучше – всю жизнь…

Сижу за компьютером, отвечаю на письма. Телефон. Внутренний. Ждан.

– Не хочешь развеяться, прогуляться? Мы собрались пойти выпить кофе…

– Да, хорошо, я с вами…

Встаю из-за стола. Беру с вешалки куртку. Просовываю руки в рукава.

В приемной на диване сидит Оля – в синих джинсах и короткой черной кожаной куртке. Встает, кивает мне. Я киваю в ответ.

Ждан выходит из кабинета. Он непривычно коротко пострижен, с легкой небритостью на щеках, в белой рубашке под пиджаком. Раньше он носил только темные.

Выходим на улицу. Теплый серый октябрьский день. Газон у входа в офис засыпан желтыми листьями.

Ждан:

– Заметил мой новый «имидж»? Это ее работа, – кивает на Олю. Она едва заметно улыбается. – Говорит, тебе надо выглядеть по-другому, не быть похожим на бывшую советскую номенклатуру. Я сопротивлялся, но она в конце концов меня убедила…

Официантка – в черном фартуке поверх джинсов и оранжевой майки. Ставит на столик три чашки кофе и блюдца с кусочками рафинада. Уходит. Оля берет один кусочек. Обмакивает в кофе. Смотрит, как он намокает, становясь коричневым.

Ждан берет свою чашку, отпивает.

– А ведь у России до сих пор нету национальной идеи. Уже семь лет Россия существует как самостоятельное государство. Уже семь лет, как нет «совка». Но национальной идеи как не было, так и нет. Есть лишь бессмысленная политическая риторика. Тем, кто наверху, важно зацепиться за власть. Это раз. И работать на свой карман. Это два. На массовом уровне единственная идея – капитализм, деньги, заработать побольше и побольше себе позволить.

Оля:

– А в Америке разве не то же самое?

Ее кусок сахара падает в чашку.

– Нет. Вернее, не только это. Их идея в том, что Америка – самая лучшая, самая сильная в мире страна, которая всем остальным несет демократию, капитализм и тэ дэ. И особенно это стало понятно после «холодной войны», которую СССР проиграл. И отсюда их этот патриотизм – порой откровенно дебильный. А потом уже, после этого, – деньги. С Восточной Европой все тоже понятно: уйти подальше от социализма. Забыть его, как кошмарный сон. Войти в Европейский Союз, в НАТО…

Спрашиваю:

– Но ведь и у нас могло быть так?

– Нет. Разница в том, что у них к власти пришли новые люди. Новая элита – диссиденты, вернувшиеся эмигранты и тому подобные. А у нас – все те же самые, только перекрасились в другие цвета. Они – не новая элита, а продукт разложения советской системы. А диссиденты и прочие – те обрадовались, что сейчас стало можно говорить всё подряд, что за это уже не посадят в тюрьму или в психушку. Вот они и говорят. И больше ничего.

Все четыре конфорки включены: отопление еще не включили, а на улице резко похолодало. На одной конфорке греется чайник.

Читать дальше