Андрей Юрич - Немного ночи (сборник)

Квартира Василия Петровича была словно взята из хорошего голливудского фильма о жизни богатых людей. Огромные комнаты в мягких тонах, минимализм в обстановке. И к каждому предмету будто приклеен ценник со многими нулями.

Небольшой обеденный стол стоял посреди нежно-розовой пустынной столовой и выглядел музейным экспонатом эпохи модерна. Было совершенно непонятно, как за ним можно есть такие вещи как яичница или хлеб с маслом. Ему идеально шли несъедобные декоративные груши, выращенные на юге Франции и доставленные в Россию в стеклянных коробочках, поштучно.

Когда Валя вошла в туалет, она долго не решалась снять трусики. Это нельзя было делать в таком объеме пустого пространства. Унитаз блестел хромом и казалось неправильным пользоваться им по прямому назначению. А ванна-джакузи с приятно-коричневым акриловым покрытием напоминала что-то жуткое из фильма про Франкенштейна.

Валина комната, впрочем, была невелика. Вместо уютных занавесок окно закрывали широкие вертикальные жалюзи. Кровать тоже была небольшой, какой и должна быть кровать скромной молодой девушки. Одеяло на кровати было красным. Стены комнаты – бледно-розовыми. На полу лежал мягкий ковер с коричневым длинным ворсом. И у окна занимал много места большой новенький стол орехового цвета, на котором было место и для компьютера и для книжек.

Во время переезда Василия Петровича не было дома. Валя успела разложить в стенном шкафу половину своих вещей, когда мама позвала ее откуда-то издалека. Валя все поняла и вышла в прихожую. Высокий пожилой мужчина, с матовым блеском в черных глазах, посмотрел на нее, будто она была привычной частью обстановки комнаты. Он расстегнул черное пальто и снял красивое кашне с шеи.

– Здравствуй, Валя. – сказал он, – Надеюсь, мы подружимся.

Валя разглядывала его усталое равнодушное лицо.

Василий Петрович взял Валину маму за плечо и мягко притянул к себе. Дотронулся губами до ее губ. Валя смотрела на этот поцелуй и вспоминала недавний урок биологии, где изучала под микроскопом сперматозоиды морской свинки. Они были мертвыми, давно засушенными. И сейчас они странным образом имели отношение к наблюдаемому. Будто мама и Василий Петрович специально засушили у себя в душе кусочек живой нежности и теперь просто демонстрировали его. И ясно было, что каждый раз он будет одним и тем же.

Уборкой в квартире занималась Алевтина Андреевна. Это была крупная костлявая старуха, одетая в чистое серое платье, и завязывающая седые волосы в тугой узел на затылке. Валя всегда боялась, что Алевтина Андреевна найдет в ее комнате что-то, из-за чего потом Вале может быть стыдно. И хотя она точно знала, что ничего такого у нее в комнате нет, она все равно боялась. И когда Алевтина Андреевна обращалась к ней, Валя задерживала дыхание, чтобы не вскрикнуть. Она понимала, что Алевтина Андреевна – совершенно безобидная женщина, старательная и чистоплотная. Она понимала это умом. Но страх не проходил. Он, казалось, был связан с чем-то совершенно посторонним, и просто искал выход, заставляя Валю бояться пожилой горничной. Валя представляла свой страх в виде серой колючей звезды, излучающей тусклый холод.

Комната Вали выходила на солнечную сторону. Солнце все так же щедро лилось в окно потоками апельсинового света. Но у Вали появилась привычка закрывать на ночь жалюзи. И вместо радостных солнечных лучей она видела по утрам лишь квадрат горящего оранжевым цветом пластика. Она все так же потягивалась с удовольствием, одевалась и шла умываться в маленькую ванную, что была рядом с ее комнатой. Это была ее ванная. Она расставила там на умывальнике фарфоровые фигурки гусят. И разговаривала с ними, когда ложилась в небольшую эмалированную ванну с горячей водой. В огромной карамельно-коричневой джакузи, что стояла в другой ванной комнате, она не мылась никогда. Она знала, что мама и Василий Петрович иногда моются там вместе. И то ли из-за того, что акрил всегда казался теплым на ощупь, то ли из-за того, что ванна была явно сделана для двоих, Валя старалась не прикасаться к ней.

Со временем, примерно через месяц, Валя привыкла к новой квартире. И большие комнаты уже не казались ей пустыми и враждебными. Василий Петрович был вполне сносен. Он подвозил Валю до школы, в лоснящемся черном BMW, давал денег на обед и еще немножко на всякие мелочи, и не надоедал разговорами. Они вообще почти не разговаривали.

Однажды он спросил, чем Валя собирается заниматься, когда окончит школу, и есть ли у нее молодой человек. Для этого он позвал Валю в свой домашний кабинет, в темных тонах, усадил напротив себя в мягкое кожаное кресло и направил в ее лицо свой матовый взгляд. Ответом на первый вопрос он остался удовлетворен. Однако, когда Валя ответила, что молодой человек есть, и замолчала, Василий Петрович нахмурился. Валя понимала, что Василий Петрович не из тех, кто допускает в свою жизнь случайности. И ему нельзя узнавать ни про Пашу, ни, тем более, про дядю Сережу. Она мысленно пыталась выбрать кого-нибудь из школы, кого можно было бы называть своим парнем, чтобы это выглядело достаточно убедительно и ничем не мешало ей.

– Сергеев, – сказала она, – Петя Сергеев, из моего класса.

– Спасибо, Валя, – ответил Василий Петрович, – Ты очень честная и понятливая девочка.

С дядей Сережей было покончено. На время. Но промежуток времени был довольно велик. Валя решила несколько месяцев вести образ жизни добропорядочной школьницы. То есть, она не думала, что она не «порядочная». Просто дядя Сережа воспринимался ею, как ужасно интимная подробность, которую надо было скрывать от посторонних.

Валя решила прибегнуть к активной маскировке. На уроке физики она села за одну парту с Сергеевым.

Сергеев промолчал. И до конца урока он лишь изредка поглядывал на нее краешком глаза. Ей было смешно. Она аккуратно вырвала из тетради листок и написала на нем большими буквами: «Петя, ты мне нравишься».

Петя придвинул листок к себе, нацарапал на нем что-то и придвинул к ней. Она прочитала написанное тонкой голубой пастой: «Сядешь со мной на математике?» Она написала: «Да». Петя расслабленно откинулся на спинку стула и улыбнулся в пространство.

На уроке математики Сергеев, уже не стесняясь, заглядывал в ее тетрадь. Ей было неприятно, но она терпела. Хотя очень хотелось закрыть тетрадные поля рукой.

После занятий она специально подошла к Сергееву и смущенно попросила проводить ее. Сергеев посмотрел внимательно в ее глаза и сказал:

– Пошли.

На улице сыпала снежная крупа, день был серовато-синим. Мамин желтенький «Рено» остановился у края тротуара. Сергеев равнодушно осмотрел плавные линии корпуса.

– Симпатичная. – сказал он Вале.

Читать дальше