Андрей Юрич - Немного ночи (сборник)

– Лена, э-э-э, двусмысленное положение… – сказал Кеша, рассматривая оттопыренную нижнюю часть Лены.

– А мне плевать! – убежденно ответила Лена. И добавила удивленно, – Когда же я успела напиться?

– А что еще ты успела? – спросил я.

– Ивлев, твое ехидство не уместно. – спокойно объяснила она, – Моя личная жизнь ни для кого не секрет, но при этом она никого не касается. Какого хрена ты вообще тут делаешь? Сейчас дискотека, тебе пора на горшок и спать.

– Дура ты, Ленка, – сказал я, – Нашла из-за чего расстраиваться!

Лена, сильно пошатнувшись, выпрямилась и, с трудом остановив на мне взгляд, заявила, с претензией на превосходство:

– Чтобы я расстраивалась из-за этой тощей… Да у нее… Проводите меня до туалета. Меня сейчас вырвет.

Кеша поспешно подскочил к ней, подставил плечо и повел к двери. Лена пьяным голосом бубнила:

– Кеша, у тебя пиджак в два раза шире тебя. В плечах – сплошная вата. Все сразу видят, что ты комплексуешь из-за своих узких плеч…

– Ты только терпи, – отвечал Кеша, – а то меня опять убирать заставят…

Я огляделся. Выключил свет, вышел в коридор и прикрыл за собой дверь. В рекреации уже скакали по стенам тени танцующих. Многие были пьяны. Попахивало анашой. Кто-то был в костюме и при галстуке, кто-то в рэперском балахоне, кто-то вообще в затрапезном виде – футболке и спортивных штанах. Я был в костюме и при галстуке. Кстати, нарядился я таким образом, наверное, второй или третий раз в жизни. И сам себе не до конца отдавал отчет, зачем вообще я так нарядился. Но было, в общем, приятно, тем более, что костюм мне шел. Я сунул руки в карманы и неспешно пошел по коридору. Я думал, что зря, наверное, не ходил на дискотеки – довольно интересное времяпрепровождение. У входа в рекреацию стояли несколько мордоворотов из числа недавно вернувшихся из армии, бывших учащихся нашей школы. По всему было видать, что их привело сюда настойчивое желание набить кому-нибудь морду и подцепить малолеточку. С ними стоял брат Паши Панченко – Максим. Он в армии не служил – учился в какой-то шараге на Украине, купил диплом, а теперь работал инспектором налоговой полиции.

Один из мордоворотов, самый плечистый, в желто-зеленом свитере, дал мне ногой под зад, когда я проходил мимо. Я обернулся и попытался возмутиться, но замер, глядя ему в лицо. На лице буквально читалось: «Ну, давай, скажи мне что-нибудь, и ты уйдешь отсюда без зубов, а твои очки я впечатаю тебе в рожу». Я повернулся и пошел дальше, стараясь не торопиться, чтобы не доставить ему лишнего удовольствия. В груди что-то мерзко дрожало, и горело лицо. Он прохрипел мне вслед: «Иди отсюда, МАЛЬЧИК».

Думаю, его возбудили очки в сочетании с галстуком.

Я шел по улице в том же костюме, без верхней одежды. Было хорошо за тридцать. Я дрожал от холода, но идти оставалось недолго – я жил в пяти минутах ходьбы от школы. Окно нашей кухни уютно светилось теплым желтым светом. И с улицы был виден оранжевый абажур и оранжевые обои на стенах.

У нас были гости. Тетя Галя. Они с мамой сидели на кухне и, кажется, пили чай. Мама сидела на табуретке, спиной к прихожей, и когда я вошел, она обернулась. А тетя Галя восхитилась с дивана:

– Алешка, как на тебе хорошо костюм сидит! Смотри, какой бравый парень!

Я молча разулся и прошел в свою комнату. Снял костюм. Аккуратно сложил его и повесил в шкаф, навсегда или почти навсегда, как я чувствовал. Включил музыку и лег на диван, пытаясь расслабиться. Вместо расслабления пришла злость, даже кулаки сжались. И в этот момент заглянула мама. Больше всего не люблю такие моменты. Она начнет спрашивать, что случилось и говорить: «Я же вижу, что с тобой что-то не так». А мне будет нечего ей сказать, и я буду тупо молчать, не глядя на нее. Ну, в самом деле, не рассказывать же ей, как я оскорблен тем, что меня на дискотеке пнули по заднице. Она скажет: «Дураков много». Но мне от ее слов не станет ни легче ни спокойней. А когда тебя жалеют – хочется плакать.

Я опять хотел отмолчаться, но потом сказал просто, что с дискотеки меня выгнал какой-то урод. Она сказала про дураков и ушла допивать чай с тетей Галей. А я расстелил постель и лег спать, все равно уже поздно было.

Проснулся я в темноте. Сквозь щелку между шторами в комнату проникал холодно-синий свет уличного фонаря. Он ничего не освещал в комнате. Так, светился себе и все. Я приподнялся и поглядел туда, где должен был находиться будильник. Нарисованные в черноте зеленые цифры показывали, что я проснулся за двадцать минут до звонка. Как всегда. Если перевести стрелку звонка на двадцать минут раньше, я все равно буду просыпаться за двадцать минут до звонка. Видимо, где-то внутри меня тоже есть часы, и они принципиально спешат. Я встал, потянулся, сделал несколько махов руками, пару раз присел и лег обратно в постель. Может быть кому-то утренняя зарядка и дает прилив бодрости, но мне от нее только еще сильнее хочется спать.

Некоторое время я боролся со сном, и когда уже почти уснул, запищал будильник. Протянув руку, я включил свет. Утро началось.

В ванной мучительно кашлял отец. Утренний кашель курильщика. Мама ушла гулять с собакой. Я пытался вспомнить, какие сегодня уроки.

– Сегодня среда, – говорил я себе, – сегодня среда…

Но это не помогало. Бросив в сумку несколько тетрадок и учебников, я отнес ее к порогу, чтобы не забыть, когда буду уходить, и стал потихоньку одеваться, одновременно, на ходу, завтракая. Пища с утра кажется безвкусной, будто бумагу жую. Все время тянет прилечь и закрыть глаза. На первом уроке это желание усилится, буду за партой носом клевать, а на втором уроке я мучительно захочу есть, поэтому сейчас надо съесть побольше, чтобы на дольше хватило.

Дорога до школы. Идти несколько минут, а я всегда мерзну, как ни одеваюсь. Поэтому я не одеваюсь тепло. Все равно, ведь, замерзну.

Школа моя – длинное двухэтажное строение. По плану, тут строили общежитие, но потом решили сделать школу. Говорят, было время, когда здесь одновременно существовали и общежитие и школа, в одном здании.

Утро каждого входящего в школу ученика мужского пола начинается одинаково. Он здоровается. Направо и налево. Жмет десятки рук. Скалится на приветствия вроде: «Привет, придурок». Потом раздевалка. Потом путь к нужному кабинету, все еще продолжая здороваться. Девочки делают просто, они говорят: «Всем привет». У мальчиков так не принято.

Как только я вхожу в класс, на меня сразу наваливается сон. Я сажусь за последнюю парту, достаю розовую тетрадку, ложусь на нее лицом и закрываю глаза. Вокруг о чем-то разговаривают тихими утренними голосами. Слышатся шаги. Парта вздрагивает. Я открываю глаза. Это Паша Панченко пролазит на свое место, рядом со мной. На лице его, немного опухшем со сна и похмелья, заметны красные полоски. Невероятно, но проснулся он не более пяти минут назад.

Читать дальше