Вячеслав Ворон - Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть

В дверях показался заспанный Ёся. В туфлях на босу ногу и косоворотке, доходящей до самых колен, с взъерошенной шевелюрой и усами, торчащими в стороны, он походил на комического персонажа, почтальона Печкина. Этот народный герой стал нарицательным, когда его подали в розыск, после того как он утащил с почты посылку золотого песка, высланную по ошибке почтой одним миллионером с прииска. На всех телеграфных столбах любого города висели листовки с изображением Печкина. С усами, шевелюрой и в плаще до колен, с перетянутой через плечо почтовой сумкой. Так и Ёсиф с просони походил на Печкина.

– Садись, Ёсиф, – указала на стул Надежда. – Эй, Джежинский, поди тоже сюда, я говорить буду.

Джежинский подсел к Ёсе.

– В общем, так, парни, я долго думала, пока мы ехали в столицу, читала и поняла, что так, как мы живем, больше продолжаться не может. Посмотрите на народ, в кого его превратили. Деревня пьет беспробудно, беднеет, и разваливается крестьянство. Труд земледелов и животноводов не в моде. Город, подобно Гришке Распутнику, погряз в разврате и разгуле. Высшее общество, как оно себя величает, живет в однополых браках, покупает в аптеках морфий и кокаин, продает свою душу за псевдоблага и при этом правит низами. Лицемеры! Низы не хотят этого, а верхи не могут предложить низам то, что имеют сами. Вопрос. Что произойдет со страной в будущем? Ответ. Она скатится в пропасть ада и канет в лету. Так было всегда, так будет и сейчас. Если… – она сделала многозначительную паузу, посмотрела на обоих парней, находящихся под явным очарованием Надежды, и продолжила: – Если мы, ты, я, он, она, – указала рукой на дверь в комнату тети, – не восстанем. Именно восстанем. Другого пути нет, как писал Адольф Плюр в своем послании нации «Моя баба». И я, как истинная женщина революции, говорю: Цветная Революция – истинный путь, и другого нет, – выдохнула она.

Повисла пауза. Парни переваривали в своих бестолковках вышесказанное. В комнату вошла тетя, зевая и поправляя пеньюар. В просвете проема ее фигура походила на изваяние древнегреческих скульпторов. Крутые бедра, мощная талия и высокая грудь напоминали Джежинскому Венеру Милосскую. Он так и впаялся в нее похотливым взглядом. Ёся, наоборот, продолжал чесать затылок и вникать в слова любимой. Первым заговорил Стален.

– Я, кАнечно, все понЫмаю, Надя, но что тИ читаешь?

– Маркса Энгельса, а что ты так волнуешься, Ёсиф? Не переживай, я все продумала. У меня все ходы записаны, – со знанием дела ответила Пупская.

– А ты что слюни пускаешь, очнись, Филя, – добавила она. Джежинский повернулся в сторону Надежды.

– Поставь нам чайку, мы с тетей почаевничаем. Присаживайся, тетя, посидим поокаем.

Зрачки тети сделали оборот внутри белков, она не ожидала такой фамильярности от племянницы, но все же присела. Что-то ее в Наде тревожило.

– Наденька, а ты случаем не заболела, больно вид у тебя нездоровый? – спросила она.

– ЗаболЭла, – вставил Ёся.

Надя острым взглядом осекла продолжение.

– Нет, милая тетя, я пока еще не принимала ванну и не убрала волосы, некогда было. Я теорию мира во всем мире решала в отдельно взятой стране претворить.

– Настолько это важно, что забыла про ванну? – осведомилась тетя.

В этот момент Джежинский принес горячий чайник и стал разливать кипяток по чашкам.

– Разве так важно, помню я о ней или нет, когда такие перспективы открываются перед нами. Мы сегодня же приступим с моими соратниками, – Надя кивком указала на двоих парубков, – к поиску будущих революционеров в столице.

– Да, милая Наденька, ты в ссылке точно тронулась разумом. И что тебе не живется спокойно? И мужчины есть, и достаток имеется, что еще надо, Надя?

– Полно тебе, тетя, давайте лучше чай пить и надо идить в город, – подытожила Пупская.

Выйдя на улицу, троица ощутила легкое дуновение свежего бриза, доносившегося с реки, и отдаленные возгласы людей, доносившиеся оттуда же. Немногочисленные лужи на Ново-Калинкиной мостовой напоминали о вчерашней непогоде. Они прошли в противоположную сторону от Государственной сберегательной кассы, напоминавшей о неприятных вечерних прогулках, и вышли на Петергофский проспект. Проспект пестрил всевозможными торговыми лавками, предлагающими пончики, бублики, конфетки, бараночки. Всюду сновали беспризорники с кипой газет наперевес и кричали что было сил фразу, от которой даже видавший каторгу Ёся съежился. «Граждане и гражданочки! Спешите читать, покупайте последний выпуск новостей. Вчера в нашем городе на Фонтане ограбили Государственную Сберегательную кассу № 1, Воры вынесли сто тысяч золотом, Покупайте, не жалейте гривенник! Ограбление века. Впервые за сто лет. Наша казна обеднела, как жить дальше. Тем, кто поймает вора, обещано вознаграждение – пять тысяч казначейскими билетами». Троица остановила пробегающего мимо парнишку, купила у него свежий номер столичной «Искры» и впилась глазами в новость. Новость гласила, что ночью банда грабителей пробралась в хранилища сберкассы № 1, взломала все сейфы и вынесла сто тысяч золотом, что составляет сто килограмм в слитках гохрана. На месте работает криминалистическая полиция, отрабатываются различные версии, в городе введен план по поимке преступников. Усилены наряды городских жандармов.

– Это же вранье, чистая ложь, – по-славянски запричитал грузин. – Там не было золота. Скажи, Филя? – он вопросительно посмотрел на Джежинского.

– Балбес, ты бы вчера башкой своей думал, а не метал искры оправданий сегодня. Бросай «Искру», забыли, что было, и пошли вперед! – приказала Надя.

Стален аккуратно смял «Искру», положил в урну и устремился вслед за Надей, идущей в авангарде троицы. Пройдя метров двести, они заметили конную жандармерию из двух конников. Жандармерия тоже приметила троих подозрительных личностей. Ёсиф, имея острый взор орла, сразу сообразил, что дело неладное. Он посмотрел на Надины ноги, она была на небольшом каблуке и в платье, прикрывающем щиколотку. Быстро перебирая в воспаленном мозгу преступника всевозможные варианты отхода, Ёсиф поравнялся с жандармами. Надя с Джежинским прошли немного вперед. Один из конников спрыгнул с кобылы и приблизился к Ёсе.

– Ваши документы, – с ударением на «у» громогласно скомандовал он. Ёсиф достал из нагрудного кармана документ, нарисованный ему Айвазовым еще в Сталене, и протянул жандарму. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он мысленно начал применять свои гипнотические чары. Но они не действовали на офицера, глаза которого были устремлены в паспорт. Второй конник, не слезая с коня, пристально буравил своим взглядом Джежинского.

– Стало быть, Стален, Ёсиф Виссарионыч? – спросил жандарм.