Владимир Лузгин - Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло

Адвентист седьмого дня
Иль свидетель Иеговы?
Кто готов понять меня
В этом мире бестолковом.

Посещать ли мне мечеть?
Подружиться с синагогой?
Чтоб в гиене не сгореть
Вместе с Гогой и Магогой.

Выбрать кирху иль дацан?
Церковь или Ганга воды?
Чтоб явившись к праотцам
Обрести покой и отдых,

И, где райские холмы,
Реки, пастбища и кущи,
Петь хоралы и псалмы
На два голоса с Всесущим.

Ай да, ветер, злодей,
Как выводит последнюю ноту!
Голосистым мальчишкой, лейтенантом старшим,
Под огнём пулемёта поднимающий роту,
Заставляя солдат, встать на бруствер за ним.

Так и мне бы рискнуть на рывок из неволи,
Если только возможно позабыть на бегу,
Что года разменяв на беспутство застолий,
Ничего изменить я уже не могу.

По рассудку – расплата, по норову – кары,
Это было и будет, это было и есть:
Срок, баланда, прогулка и обжитые нары,
Воровские законы и тюремная честь.

Алкаю, жажду, вожделею,
Ищу не сказанное слово,
Что вкупе с сущностью моею
Стать будущим моим готово,

Где, доверяясь жизни циклам,
Из тьмы инстинктов, грёз и яви
Моя вселенная возникла
Во исполненье неких правил,

Которым должен подчиняться,
Не размышляя, без изъятий,
Под гул хулений и оваций,
Меж маяты и благодати.

Таким как есть, таким как буду,
На пару с волею небесной,
Гоня души мандраж и смуту
Перед разверзнутою бездной.

Когда в миг страсти, в миг зачатья
Чужих людей в тиши алькова,
Уста мои замкнёт печатью
Повторно сказанное слово.

Аль не хватит ныть-стонать по безделице,
Боль утихнет, а беда перемелется,

Даже пусть не по прямой – по касательной,
Но вернётся к тебе фарт обязательно

Вместе с женщиной, а к ней всё приложится,
Всё родится, возрастёт и умножится,

Чтоб гордились вы сполна жизнью вашею
При еде и питие полной чашею.

Так что, брось ты ныть-стонать по безделице,
Боль утихнет, а беда перемелется,

Даже пусть не по прямой – по касательной,
Но вернётся к тебе фарт обязательно.

Ангел божий с женским телом,
Посреди ночи и дня,
Откровенно и умело
Очаровывал меня,
Обжигая и маня.

Ангел божий, птица вспурга,
Два невидимых крыла.
Это ты, моя лямурка,
Чище лебедя была,
Говорлива и мила.

Ангел божий, в миг короткий
Жизни здесь, я не таю:
Не хочу другой красотки,
Дайте мурочку мою,
Сладкоядую змею.

Ангел божий, друг мой верный,
Сядем рядышком вдвоём –
Что нам до вражды и скверны,
Если счастливо живём
Ночь за ночью, день за днём…

Баланс нетрудно подвести.
Нас, сельдюков, осталась горстка,
Хотя по-прежнему в чести
От Диксона до Дивногорска.

Всё меньше истых северян,
Всё больше жадных и раскосых,
Явившихся из тёплых стран,
Где чай растет и абрикосы.

Они повсюду: там и тут.
Горласты, скоры без заминки.
И главное: их главный труд –
Места, торгующих на рынке.

Мы этим пришлым не указ,
Коль деньги носят в чемоданах,
Смотря на небогатых нас
С величьем и презреньем ханов.

Никто в прошедшие года
Так не смотрел нам даже в спины
И уж тем более, когда
Враг превратил страну в руины.

А мы отстроили её!
В крови, в поту, не зная, впрочем,
Что властью ставшее жульё
Нас оберёт и опорочит.

Чтоб, разум рабский не мутя,
Смирились под рукой конторской,
В чести по-прежнему хотя
От Диксона до Дивногорска.

И те же нравом и душой,
Чуть порченные в нулевые,
Как дети Родины большой,
Способной на дела большие.

Лишь червь сомнений воровски
Нас гложет, горечь навевая,
Что нашей воли вопреки,
Мы станем слугами Китая.

Без раздумий ты мне отпустила грехи,
Заблужденья прощая и толки,
Несмотря на мои о свободе стихи
И церквей на груди голубые наколки.

Зная: нечем мне в жизни уже оплатить
Этот запах дурманящий женского тела,
А не то, чтобы страстью своею затмить
Столько лет обладавших тобою умело.

Так скажи, для чего ты меня приняла,
Обнадёжила и приласкала,
Мужика без хозяйства и без ремесла,
Помесь схимника и зубоскала.

Навсегда потерявшего с будущим связь,
Заблудившимся в прошлом средь воспоминай,
Что с тобой заодно, надо мною смеясь,
Миражом меня гибельным манят.

Где задумав своё ты – как Иезавель,
Словно те же Юдифь и Далила,
Просто рядом с собой до рассвета в постель,
Перед тем как предать, положила.

Без табака. Без денег. Без жены.
Один, как перст, как волк иль пёс занятный,
Лишь спиртом легкие увлажены,
Чтоб легче им дышалось, вероятно.

Когда вокруг – бессменная пурга.
Не выглянуть. Не выйти. Не забыться.
И руки жжёт печная кочерга,
Сгребая писем жёлтые страницы.

Где фотографий выцветший картон
Сжимается шагреневою кожей
Под пламени хрипящий баритон,
На голос проповедников похожий.

Усердьем чьим калейдоскопом слов
Сменяются, как лейблы на товарах.
Амон, Ваал, Астарта, Саваоф,
Христос, Аллах, Махатма, Акихара.

Предчувствие небесного суда.
Блага земные служек Люцифера.
Коварство. Ухищрения. Вражда.
Согласие. Любовь. Надежда. Вера.

Пророчества, молитвы и псалмы.
Дыхание Фортуны или Рока.
Круговорот от лета до зимы.
От чистых душ до буйного порока.

Напевы водопадов и цикад.
Орнаменты удавов и песчинок.
И, встроенные в бесконечный ряд.
Ребенок. Мальчик. Юноша. Мужчина.

Без табака. Без денег. Без жены.
Один, как перст, как волк иль пёс занятный,
Лишь спиртом легкие увлажены,
Чтоб легче им дышалось, вероятно.