Владимир Лузгин - Алфавит грешника. Часть 2. Было Не было Могло

Пусть и молод я, и хорош,
Пусть везде мне легко и сладко,
Но давались они украдкой,
Ну, а много ли украдёшь,
Пусть и молод я, и хорош.

А ворованного не вернуть,
Разменять же иль бросить жалко.
Эх, душа моя – приживалка:
Глупость, ветреность, блажь и муть –
А ворованного не вернуть.

Потому и скребётся злость
В стылом сердце почище кошки –
Три горошины в чайной ложке
Удержать мне не удалось,
Потому и скребётся злость.

Будь я проклят, и стало так.
И не знаю, как там другие,
Но года мои расписные
Потеряли и вкус, и смак,
Будь я проклят, и стало так.

Был спрятан в скалах высоко
По воле мудрых мулл,
Надежней чем Гуниб с Дарго,
Разбойничий аул.

Была в нём, к славе тем муллам,
Ватага мусульман,
А верховодил ими там
Имама сын – Рамзан.

Был он по делу гордецом,
И это каждый знал,
Что лишь пред матерью с отцом
Он голову склонял.

Была страна его рабой,
А он ей господин:
Беспечный, дерзкий, молодой,
Единственный – один.

Был у него каурый конь –
Увёл из табуна:
Черно седло, черна супонь,
Да и узда черна.

Была винтовка с ним всегда,
А била – будь здоров,
Дитя великого труда
Английских мастеров.

Был для Рамзана в мире бог
По имени Шамиль,
Кто в своё время просто мог
Стереть Россию в пыль.

Была поэтому мечта,
Ушедшим дням под стать:
Раз не боялся ни черта –
Хотел таким же стать.

Был он в бою, как барс и лев,
Силён, неотразим,
Пока, судьбу преодолев,
Казак не встал пред ним.

Была зелёная трава,
Да побурела вмиг,
Где прокатилась голова
Владыки из владык.

Был горек плач и крик в горах,
А приговор жесток,
Но было так и будет так,
Хотя я не пророк.

Было. Не было. Могло.
В царстве грёз. В земной юдоли.
Во спасение? Во зло?
Силой бесов? Божьей волей?

С вами, мною, с кем другим,
В этом мире достославном
В соответствии своим
Представлениям о главном.

Чьи слепые зеркала,
Нам показывают наши
Окаянные дела
В джентельменском антураже.

Дабы – кто-то, я иль вы,
Не искали зря ответа:
Живы мы или мертвы,
И узнаем ли об этом.

Чтоб забыться и забыть,
Даже если кровь дурная,
Мчит по венам во всю прыть,
О грядущем вспоминая.

Там, где отблески, струи
Душ излившихся сиянья,
Чьи-то, ваши иль мои,
Предвкушенья и желанья.

Под стремление понять,
Принимая праздник словно
Неземную благодать
Женской сладости греховной.

С кем-то, с вами ли, со мной.
Было. Не было. Могло быть.
Под гулявшую волной
Повседневной жизни обыдь.

Тайна горних букв и числ,
Каларати, Иегова,
Иссекающие смысл
До единственного слова.

В коем – сущность бытия,
В совокупности реальной,
Всё что видим – вы и я
В отражении зеркальном.

Бывает как будто бы всё – дежавю,
С которым смирился невольно,
И сколько ни странно, на свете живу
Спокойным и даже довольным.

В потоке сознанья, утех и труда,
Мне кажется, бластится, мнится:
В сравнении с прошлым, я – мега-звезда,
А с будущим – микрочастица.

И что мне до веры, что мне атеизм,
Тем паче шуты и тираны,
Когда остывает, крича, организм,
И ширятся язвами раны.

Бьётся сердце магнитною стрелкой
В ожидании встречи с тобой,
А до этого всё так мелко,
Кроме неба над головой.

Но не страшны ни рифы, ни мели
Моему кораблю, когда
Я отдал ему в полной мере,
Что желают иметь суда.

Моей кровью залиты баки.
Из волос моих – такелаж.
Слёзы – лучшие в мире лаки.
Руки – преданный экипаж.

Ну, а если Господь поможет
Встать на пару нам над бортом,
Мимо пристаней и таможен
Мы в неведомое поплывём.

И никто не сравнится с нами,
Нам летучий голландец – фи,
Потому что под небесами
Ничего нет сильнее любви.

В годы свальные, годы запойные
Нам судьба знаки явные шлёт:
Летом в полдень – грозу градобойную,
А зимой – через день гололёд.

Только разве кто в чём-то покается,
Даже просто шепнув: виноват,
Чтобы жить, как тому полагается,
Как заветы Христовы велят.

Впрочем, это и неудивительно,
Если для подражания дан
Выбор из беспощадных и мстительных –
Типа: Ольга, Владимир, Иван.

В этой жизни, в этом мире
Посреди добра и зла
На студенческом турнире
Нас с тобой судьба ждала.

Фигуристка без разряда,
В белой юбочке своей,
Ты была по-детски рада
Одобрению друзей.

Наслаждаясь гибким телом
На наточенных коньках,
Балансируя умело,
В поворотах и прыжках.

Тешась ловкостью и силой,
Красотой открытых ног,
То корабликом скользила,
То вращалась как волчок.

Бог задумал? Чёрт ли дёрнул?
Но под музыку твою,
С соло ведшею валторной
По сегодня я стою.

А ты ласточкою кружишь,
И тебе семнадцать лет,
И ни темноты, ни стужи,
Ни обид, ни горя нет.

Только чувство благодати,
Человеческой, простой,
Что не зря себя я тратил
В отношениях с тобой.

В этом мире. В этой жизни.
В этой гибнущей стране,
Где при всей дороговизне
Ты – за так досталась мне.

Вдали стихает голос басовитый
Грозы внезапной, пред которой страх
Понёс птенца искать моей защиты
Под крышей в виноградных кружевах.

Но сквозь зигзаги молний на излёте
Его порывом ветра занесло,
И крошечный, в пятак, комочек плоти
Ударился в оконное стекло.

Он молча умирал в моих ладонях,
Подрагивая крылышком одним,
В подпалинках и крапинках зелёных –
Беспомощен, бессилен, недвижим.

А мать, как появившись ниоткуда,
Вьёт в воздухе невидимую вязь,
Она ещё надеется на чудо,
Слепому богу птичьему молясь.

И мучается, что пережидала,
Боясь промокнуть в проливном дожде,
Не думая совсем о слётке малом,
Оставленном в покинутом гнезде.