Юрий Чудинов - Порядок вещей

Стараясь держаться невозмутимо, Виталий пересекает зал и оказывается перед тремя белыми филенчатыми дверями. Тянет ручку средней на себя. Дверь не поддается. Пытается открыть соседнюю. С тем же результатом. Третья дверь тоже на запоре.

На каждой двери имеется глазок, как на тюремной камере. Виталий заглядывает по центру.

Тускло освещенная комната. Широкая кровать. На краю сидит мужчина в черном костюме. Перед ним три женщины в вечерних туалетах. Женщины раздеваются. Одна из них, уже совсем голая, начинает раздевать его. Она пьяно хохочет, когда мужчина привлекает ее к себе одной рукой, а другой обхватывает грудь.

Два молодчика в черном оттаскивают Виталий от двери. На руках у них черные перчатки.

– Ну и свинство! – говорит Виталий.

Охранники начинают срывать с него одежду.

«Могут ведь, и пришить, гады, – думаю я. – Любопытно. Не станут же они использовать его с той же целью, с какой используют женщин? Не должны. Не такой уж он лакомый кусочек… Так и есть, не подходит…»

Кто-то делает знак рукой. Это мужчина в черном смокинге, которого мы видели в самом начале.

«Ну и ну! Значит, все они были в курсе предстоящей катастрофы?»

Одежда Виталия остается на полу. Полностью обнаженным, придерживая с двух сторон, охранники выводят его из зала.

– Я опять «на пне»! – воскликнул Доронин, спугнув мой сон.

Уже играют? – удивился я. После завтрака прилег на минутку и задремал.

– Ну-ну, давай, – сказал Искандер тоном, который свидетельствовал о проигрыше.

– Будете еще играть? – спросила Ольга.

Кирьяныч заклеил почтовый конверт.

– Написал, что приедешь в Ё-бург? – спросил его Курда.

– Написал, что в тайге сижу. Чо еще писать?

Я сел за стол, снял с гвоздя ножницы. Гвоздь был вбит по другую сторону от окна. С моей стороны из щели меж бревен торчал вбитый березовый клин, на котором висело круглое зеркало в железной оправе. Глядя на свое отражение, стал ровнять ножницами бороду и услышал шум вертолета:

– Вертолет, слышите?

Кто-то выбежал наружу и закричал:

– Летит!

Зря он это сделал. Сергей, к примеру, громко закряхтел, пытаясь стянуть веревкой спальник.

– Помож! – попросил он Доронина. – Веревка коротка…

Я надел куртку и в растерянности огляделся по сторонам. Заметил блокнот. Сунул блокнот в боковой карман куртки и вышел за дверь. По тропинке догнал Доронина.

Мы приблизились к зоне поднятого вращающимися винтами ветра и снега, и я накинул на голову капюшон. Наклониться немного вперед, чтобы ветер не обморозил кожу. Доронин прятался за спину Сергея. А тому не за кого было спрятаться. Вдобавок обе руки были заняты вещами, и он не мог ими прикрыться. Снег залепил ему глаза. Талая вода стекала по бороде и капала на шею. С утра твердил, что вертолета не будет, (лень было нести вещи на вертолетную площадку) вот и докаркался.

Геологи заканчивали погрузку. Ольга держала за шею Мотька. Собака тряслась от страха и жалобно скулила, но и ее закинули в вертолет, словно вещь.

Дверь вертолета захлопнулась. Машина стала с места набирать высоту. Через иллюминатор я видел, как кружатся, устремляясь вниз, снежинки. В снежной пелене растворялись сосны, похожие сверху на черные опята.

Настроение было хорошее. И тут я вспомнил, что оставил на полке, у рукомойника, зубную щетку. Сразу сделалось тоскливо, как будто не щетку забыл, а тысячу рублей. Отчетливо вспомнил, как она выглядела. Без всякой надежды ощупал карман рюкзака. Щетка оказалась на месте. Вот когда настроение действительно улучшилось! Просто удивительно, как мало человеку нужно для полного счастья.

Черные волосы и синие глаза Лана были такими же, как у любого воина Северного Крыла, как у Людогора, смертельно раненного ею (волосы локонами спадали на плечи, глаза сияли бездонной голубизной), и все же немного другими. Горгий Лан смотрел на нее, а ей казалось, что она парит над бездной, разверзшейся вдруг под ногами. Ей казалось, что, стоит отвести взгляд, и она сорвется в немыслимый и бесконечный полет.

– Ты все рассчитала, красавица. Не учла только одного. Мы – последние. Нам предстоит нарушить Обычай.

Сердце Гледис остановилось – от тихого голоса, который она слышала только раз, когда Горгий Лан произнес: «До встречи на Островах, отец». Сейчас этот голос был другим.

– Северное Крыло в доспехах, женщина. Уже идет бой. Ни слова не напишете вы о нем в своих книгах.

Гледис поняла, что теряет сейчас что-то важное, без чего дальнейшая жизнь не имеет смысла.

– Жизнь твоего короля? Эту жизнь я дарю тебе. Как и твою собственную.

Это означало только одно: их обвинят в гибели армий – ее и Ларса. Но не это было сейчас самое важное, приводило в отчаяние.

– Северное Крыло распущено. Мы уходим.

Помолчал немного. Добавил:

– Когда-нибудь в одном из Странствующих ты, возможно, узнаешь меня. Разумеется, я сменю имя. Скажем, на… Ты же знаешь, как мы меняем имена? Хотя нет, не хочу никаких ассоциаций. Ты же знаешь, как мы относимся к словам, не так ли?

Гледис вспомнила, что никто из воинов Севера не проронил ни слова с тех пор, как умер их Великий Волшебник.

Лан извлек Портальный Меч, целый и невредимый, положил на стол. Прикосновение его руки вызывало синевато-розовое свечение на клинке.

«Так струятся закатные тени на снегу», – подумала Гледис. Впервые в жизни ей захотелось плакать.

– Сломанный меч – последняя иллюзия отца. Портальный Меч твой. Навеки.

– Я не видела твои доспехи! Как я узнаю тебя?

– Это не единственный вопрос, который будет мучить тебя всю жизнь.

Гремят засовы. Отворяется дверь. Виталия выводят в зрительный зал. Выносят стул. Жестом приказывают сесть. Охранники удаляются, плотно притворив за собой дверь. Но на двери есть глазок, и они, несомненно, наблюдают за ним. А куда ему идти – без одежды?

Виталий ежится от холода. В куполе театра зияют огромные дыры. Фрагменты крыши вперемешку с креслами валяются вокруг, ощетинившись обрывками стальной арматуры.

Стена за сценой отсутствуют. Развалины города выглядят своеобразной декорацией.

По сцене бродят женщины и дети. Заметив, наконец, голого мужчину, они спускаются в зал и обступают его со всех сторон. Виталий закинул одну ногу на другую, прикрывает руками срамное место.

Возвращаются охранники. Между ними и женщинами завязывается какой-то разговор, из которого нельзя понять ни слова. Охранники отбирают из женщин самых привлекательных и уводят их с собой.