Михаил Ландбург - На последнем сеансе

– Вот, – перейдя на хриплый шёпот, сказал доктор, – возьмите.

Это был стодолларовый чек на моё имя.

Я посмотрел на доктора и осторожно спросил:

– Хотите сказать, что дни Хануки ещё не до конца истратили свою чудодейственную силу? Или тут снова Бог замешан?

– На этот раз не Бог, – сказал доктор. – Пару дней назад на денежный счёт этого дома поступила достаточно приличная сумма. Даже очень приличная сумма. Человек предпочёл себя не называть, однако особо оговорил условие, при котором в праздничные дни чек в сто долларов должен быть предназначен лично для вас, господин композитор.

В дверь кабинета постучали.

– Доктор, – санитар Рафаил махнул рукой в сторону двора, – там автомобиль!

Автомобиль был очень длинный и очень чёрный.

Распахнулась дверца, и на землю ступила пожилая дама с большим бирюзовым ожерельем на шее.

– С праздником, доктор, – сказала дама.

На губах доктора замерла напряжённая улыбка, а в широко раскрывшихся глазах что-то пробудилось. Сдвинув брови, он растерянно проговорил:

– Так это вы?

– Так уж выходит… – сдавленно отозвалась дама и подошла ко мне.

– Так это вы? – сказал я в тон доктору.

Сохраняя каменное лицо, дама взяла меня под руку.

Кажется, я покраснел, а у доктора слегка приоткрылся рот. Бедняга просто не знал, куда девать себя от изумления; он смотрел на меня с таким выражением, будто мы давно не виделись. Я выдавил из себя виноватую улыбку.

– Ведите же меня в дом! – требовала дама.

Тщательно умытые и причёсанные жильцы дома были рассажены на диванах в гостиной. Воздух стоял ещё более удушливый и тяжёлый, чем в обычные дни.

Оторвав взгляд от ожерелья гостьи, доктор умоляюще посмотрел на меня. Его губы потянулись к моему уху:

– Пожалуйста, помузицируйте! Гость у нас. Благодетель…

Кажется, готовый принять на себя всю полноту ответственности за этот мир, я подошёл к роялю и объявил:

– До-мажорная сонатина Клементи.

Гостья опустила голову.

Тело доктора вздрогнуло, а в его глазах, охваченных приступом недоумения, я прочёл: «Маэстро, сегодня мы празднуем Хануку, а вы тут с этим Клементи…»

Я виновато улыбнулся, прикрыл крышку рояля, а гостья, торопливо попрощавшись с присутствующими, вновь взяла меня под руку, и мы направилась к стоящему во дворе чёрному автомобилю.

Я спросил:

– Как вам наше веселье? Понравилось?

– Да, – вполголоса проговорила женщина, – весёлый кошмар.

Я обернулся на доктора. Тот растерянно глядел нам вслед. Я помахал ему свободной рукой. Доктор открыл рот. И снова закрыл.

На заднем сиденье автомобиля восседал (я увидел) Цицерон(а).

– Вы прихватили его с собой? – удивился я.

– Цицерон в курсе, – сказала женщина. – Он знает…

– О чём он знает?

– Обо всём.

Я оглянулся на Цицерона.

Тот отвернулся.

– А меня вы, кажется, похитили?

Женщина не ответила.

– Зачем?

Женщина молчала.

– Что-нибудь случилось?

Женщина потрогала на шее ожерелье и сказала:

– Кажется, меня больше нет.

– Где вас нет?

– Думаю, что нигде.

Я снова взглянул на Цицерона.

– Дружище, ты что-нибудь понимаешь?

Цицерон снова отвернулся.

– Кажется, он тоже не понимает, – сказал я женщине. – Так меня всё же похищают?

Женщина покачала головой.

– Я похожа на похитителя?

– Мне нужно домой, – буркнул я.

– Разве я вас держу? – Женщина повернула ключ зажигания.

«Мерседес» остановился на моей улице.

У Цицерона был подавленный вид.

– Сегодня Цицерон неразговорчив, – сказал я.

– Сегодня – нет, – отозвалась женщина. – Да и что он может сказать?

– Тогда скажите вы.

Лицо женщины вдруг помолодело.

– Мы увидимся? – спросила она.

Я пожал плечами.

Лицо женщины вновь постарело.

Я захлопнул за собой дверцу.

Немного потоптавшись в коридоре, я заглянул в комнату жены. Эстер сидела на ковре и чему-то улыбалась, но, заметив меня, попросила, чтобы я расчесал ей волосы. Я ушёл за расчёской в ванную, а когда вернулся, застал Эстер лежащей на ковре животом вниз; её рука шарила под диваном. Я подумал о тех вечерах, когда, возвратившись из кинотеатра «Офир» домой, мы с Эстер ложились в нашу кровать и любили друг друга.

– Вот она, – сказала Эстер, достав закатившуюся под диван пуговку.

Я радостно покачал головой и сообщил, что теперь по праздникам буду получать дополнительные сто долларов.

Эстер сказала:

– Пуговка не сбежала.

«Это замечательно, что пуговка не сбежала», – подумал я и вдруг вспомнил сказку из «Триумфальной арки», где волна ласкала утёс до тех пор, пока тот не рухнул.

Эстер подняла ко мне лицо и предложила потанцевать (чтобы мы потанцевали).

– Ты просила причесать тебе волосы, – напомнил я.

– Танцевать! – сказала Эстер.

Я поставил диск, и мы, немного потанцевав, остановились у окна. По улице бродили люди и о чём-то разговаривали. Одни морщились, другие смеялись. «Каждый со своей музыкой», – подумал я.

Потом я взял руку Эстер и спросил, помнит ли она бар с дубовой дверью. Эстер пожала плечами. Я напомнил:

– Была осень, и шёл дождь. Мы пили водку и слушали, как поёт Элла Фитцджеральд. Это было нашим началом. Ты помнишь?

В ответ Эстер погладила моё ухо.

Мы потанцевали ещё.

Потом я накормил Эстер ужином, и мы долго молчали. Я подумал, что люди, которые друг друга мало знают, говорят охотно и много, а те, которые друг друга знают хорошо – подолгу молчат. «Вот оно – продолжение нашего начала», – сказал я себе и себе же не поверил.

Потом позвонил внук. У него был озабоченный голос.

– Я толстым не стану?

– Надеюсь, что нет.

– Не хочу быть толстым!

– Не будь.

– А отчего толстеют?

– От того, что мало двигаются и однообразно мыслят.

– Я мыслю однообразно?

– Ты – нет.

– Выходит, я толстым не стану?

– Так выходит.

– А у моей бабушки появились странности, да?

– С чего ты взял?

– Разве нет?

Я не знал, как ответить.

– Дедушка…

– Что?

– Почему ты молчишь?

– Я не знаю, что тебе сказать.

– Потому что я ещё маленький?

– Я не знаю, что тебе сказать, потому что ты уже не маленький.

– Дедушка!

– Что?

– Хочешь, я не стану замечать, что у бабушки появились странности?

Я промолчал.

– Дедушка…

– Что?

– Нужно притворяться и не замечать?

– Иногда нужно.

– Ты так думаешь?

– Я знаю.

– Хочешь, чтобы я тоже знал?

– Придётся. Всё равно придётся…

– Притворяться – это так же, как лгать, да?

– Примерно так же.

– Ложь сходит с рук, пока тебя не поймали.

– Откуда ты знаешь?

– Я же не младенец.

– Прости, я забыл.

– Видишь, как хорошо, когда есть кто-то, кто бы тебе напоминал!

– Верно. Это всегда хорошо…