Александр Лапин - Утерянный рай

Летом деревня оживает. Сюда наезжают все, кто покинул родные края и год тому назад, как Дубравин, и двадцать, как сама Зойка. Съезжаются не только те, кто покинул Жемчужное, но и их дети, внуки.

Закипает жизнь в родовых гнездах. А вечером выплескивается на улицу, в центр. Народ валом валит в кино, на танцплощадку. По окончании культурных мероприятий разбредается по аллеям, темным уголкам, кустам, чтобы продлить отдых. К осени подводят итоги летнего сезона. По дворам начинают играть свадьбы. Счастливые невесты торопливо затягивают полнеющие талии в белые платья. Женихи с горя надевают черные костюмы.

Так было всегда. Не отвертелся в этом году и Иван Дубравин. Нашелся хомут и на его крепкую шею. Весь этот год он как русский человек заливал свое всемирное горе крепким, пахнущим табачком самогоном да таскался по бабам. Но подловила его не прожженная Машка Жаданка и не продавщица Соня, а семнадцатилетняя соседская девчонка. Иван спьяну поспорил с собутыльниками, что переспит с нею. И выиграл пари.

Две ночи шли переговоры в кустах. На зорьке третьей она, потягиваясь, вышла на крылечко из дубравинского дома. А через час сюда уже примчался ее сердобольный дядя-законник. Когда-то он работал в суде, а потому вкратце объяснил обалдевшему Ивану и его родителям, что такое развращение малолетних и сколько за это самое развращение дают. Иван безуспешно пытался доказать, что невиноватый он. Что она сама к нему домой пришла. Более опытный отец поглядел на морщинистого желчного дядю, на его алчущие глаза, торопливо шарившие по дому, и сказал:

– Женись, сынок, а то еще хуже будет. Затаскает он нас по судам.

Молодой-то особо и не сопротивлялся. Девка свежая, ядреная. Задница круглая. Чего еще надо?

Наскоро собрали свадьбу. Счастливые родственники невесты напились до изумления. И приняли Ивана в свою семью как родного. Уже на третий день после свадьбы он квасил в кустах вместе со старшим братом молодой жены.

Так что приехавшей с детьми Зойке пришлось поселиться в Шуркиной комнате, куда до этого мать никого не пускала. Зойка наслаждалась деревенской жизнью, слушая по ночам неумолчный скрип кровати в комнате Ивана, читала письма Дубравина из армии и собирала деревенские сплетни, чтобы вечером обсудить их с подругами на лавочке. В силу природного женского любопытства и привычки всюду совать свой нос Зойка стала живо интересоваться тем, в кого же все-таки влюбился ее брат. Да как влюбился! Потерял покой и сон. Не ел, не спал, а только и думал об этой деревенской дурочке.

Так что, когда к середине июля после сессии в деревню приехала Озерова, ее уже ждали. С нетерпением.

Галинка почти блаженствовала в Жемчужном. Теплая погода. Своя комната. Своя постель. Казалось бы, живи да радуйся. Но было что-то неуловимое, разлитое в воздухе, в воде, в эфире, если хотите. Какое-то томление. Томление души, которое не позволяло ей чувствовать себя совсем счастливой. Была пустота. И ощущение того, что вот сейчас кто-то придет. И все. Душа наполнится. Счастьем, радостью, жизнью.

В общем, пришла пора.

А солнечные дни тем временем летели в хлопотах и заботах. Позавчера пололи картошку, вчера считали кур во дворе, сегодня закручиваем помидоры, завтра, наверное, начнем варить клубничное варенье. Приехали и школьные подруги. Зеленоглазая, круглолицая, молчаливая русская красавица Валюшка Сибирятко. Никуда не исчезавшая Людка Крылова. Объявилась даже могучая Зинка Косорукова.

Стали ходить в гости друг к другу. А по вечерам в кино и на танцы.

Вот в один из таких вечеров, когда зацвели белым в школьном саду каштаны, когда новые выпускники бродили по деревне парочками с самым трогательным видом, Зойка отправилась в кино со своей давней знакомой – Машкой Жаданкой. Весь фильм она крутилась, высматривая в зале подружку своего брата. Толкала локтем в мягкий бок толстую, как холодильник, Машку и спрашивала:

– Во-о-он девочка сидит на пятом ряду! Это не она?

– Нет, не она! – злилась в ответ Машка. – Не мешай, дай посмотреть. Сейчас Митхун Чакраборти будет выступать…

В конце концов уже после индийского фильма в толпе на выходе из клуба Машка указала ей на двух девчонок, торопливо пробиравшихся к дверям.

– Это она? Которая? Справа? – Зойке сразу бросилась в глаза кудрявая томная красавица с тоненькой талией, высокой грудью. – Хороша! Яркая. Манящая.

– Да нет же! – опять злилась Машка. – Которая рядом.

И показала глазами на худенькую, хрупкую, коротко остриженную девушку:

– Вот эта!

– А-а-а! – разочарованно протянула Зойка.

Она представляла себе какую-то необычайную красоту, ради которой ее любимый брат сходил с ума, а увидела кроткую, ласковую, хрупкую девчушку.

Впрочем, это несоответствие не мешало ей действовать. И уже через несколько минут она догнала подружек на мостике через тихую ленивую речку.

– Здравствуйте, Галя! – церемонно поздоровалась она с Озеровой. – Я сестра Саши…

«И что он в ней нашел такого? – думала она, тем временем разглядывая Галку и изо всех сил пытаясь понять выбор брата. – Разве что глаза. Да, глаза. Огромные красивые глаза! А так самая обычная. Нет, не такая нужна Шурке девушка. Вон он у нас какой. Мужик огромный, симпатяга. А эта – пигалица. Пожалуй, вторая была бы интереснее, – остановила она свой благосклонный выбор на Людке. – Ишь какая штучка!»

Но, несмотря на все эти размышления, разговор она вела совсем другой:

– Я, собственно, подошла просто познакомиться!

Галка зарделась. У нее почему-то ни с того ни с сего забилось сердце. Бросило в жар.

– Здравствуйте!

Людка поняла, что она здесь лишняя, зыркнула глазами на сестру Дубравина и, быстренько попрощавшись, ретировалась с поля сражения. Все равно Галка расскажет ей, что да как было.

– Так получилось, Саша сейчас в армии, – Зойка немедленно ринулась в атаку: – А я с детьми здесь. У родителей отдыхаем. Мне просто стало любопытно увидеть вас.

– Да? Мне тоже!

Зойка решила брать быка за рога. И, сразу переходя на «ты», в лоб спросила:

– Саша тебе пишет?

– Нет! – выдохнула обиду Галинка.

И тут ее словно прорвало, все, что она хотела сказать Дубравину, вылилось на сестру.

– Я вообще не знаю, что происходит! – она в отчаянии как-то по-детски махнула руками. – Он прислал мне письмо. Последнее. Обидел меня им… Написал, что я свободна, потому что, конечно, ждать два года я не смогу… Да что он вообще понимает обо мне? Он просто, просто…

Она от негодования не находила слов. Задохнулась. И замолкла.

– Эх, молодежь, молодежь. Как просто все у вас! – Зойка вздохнула, посмотрела на нее, как на неразумного ребенка. – Пишет – не пишет! Обидел. Да он весь год только и думал о тебе! Он дышал тобою, он жил тобою! Я же видела, как он ждал писем от тебя. Ходил мрачнее тучи, когда их не было. И расцветал, когда такое письмо приходило. А осенью как помчался к тебе, несмотря ни на что? А каким вернулся! Я уж стала бояться за него. Весь черный. Как в воду опущенный. Еле отошел. Вот как было!