Татьяна Русуберг - Мир в хорошие руки

– Что, предлагаешь мне стать новым Спасителем? – скривился Ноал, кивнув на стену с библейским изречением. – Спасибо, конечно, но эта честь не по мне.

– А чего так? – я чуть отступил назад и метнул быстрый взгляд в черный проход, ведущий в соседнее помещение.

– Да распнут, чуть что не так, а это больно. К тому же ваша Земля – замкнутая самодостаточная система, успешно занятая собственным уничтожением. Из-за нее и париться не стоит. А вот миры Оси… – Ноал мечтательно зажмурился. – На одном Западе бесчисленное множество граней, лежащих под всеми возможными углами к плоскости Моррэй. Неограниченное количество самых причудливых миров, только и ждущих своего властелина. С такими воинами, как бессмертные вампиры и могучие маги, они быстро станут моими. А там – Верхний мир и выход в новую вселенную, на пути к которому одни ожиревшие от безделья герои и эта ощипанная курица Рокх…

Откровения «нового фюрера» возмутили меня настолько, что я отложил выглядывание Машуры:

– Интересно, а с чего ты взял, что народы Среднего мира и Запада встанут под твои знамена?

Ноал вскочил на щербатый подоконник и весело заболтал ногами:

– С того, что эти народы воздают своим Спасителям несколько иные почести, чем твои соотечественники. Так что я в последний раз прошу тебя вежливо: положи пушку на пол и плавно подтолкни сюда.

Надо же, и когда это демиург успел боевиков насмотреться?!

– А если я откажусь?

– Тогда, – Ноал вздохнул и взглянул мне прямо в глаза, – конец моим прекрасным планам. Но и Машуре тоже. Ты хочешь взять ответственность за ее смерть? – Зрачки демиурга, расширенные наркотиком и полумраком, словно засасывали в себя, как омут под ивами. – Это ведь не кошку утопить, Лиан. Ты сможешь жить с этим дальше?

Я вздрогнул. Откуда он мог знать?! Хотя… Какая теперь разница? Я не сомневался, что ублюдок выполнит свою угрозу.

– По-твоему, – хрипло выдавил я, – мне будет проще жить, зная, что именно я выпустил в мир Зло? Что, спасая одну жизнь, погубил тысячи, возможно, миллионы?

– Смерть одного человека – трагедия. Смерть миллионов – статистика, – поучительно произнес Ноал, смакуя слова. – К тому же не забывай, что в мире Оси души вечны. Пара сотен лет в Нижнем мире, и все павшие возродятся, чтобы насладиться благами нового, мною установленного порядка. А вот бедняжка Машура… – демиург нахмурился. – Ее душа не сможет найти дорогу домой.

– Если я отдам тебе Торбук, то и ее тело навсегда будет заперто здесь, – прошептал я, чувствуя, как пистолет в потной ладони принимает обтекаемую форму волчка.

– Ну почему же, – улыбнулся Ноал. – Думаю, на этот счет мы могли бы договориться. Если девчонка согласится, я заберу ее с собой.

– Ага, чтобы транзитом отправить к Дрокке?

– Боюсь, по ту сторону Ветра у меня будут дела поважнее. Итак? – демиург выразительно дернул подбородком в сторону волчка.

Я в последний раз провел пальцами по жизнерадостным полоскам. В горле у меня так пересохло, что пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы выдавить хоть сколько-нибудь членораздельные звуки:

– Хорошо. Торбук в обмен на Машуру. И если она захочет, ты возвращаешь ее домой.

– Разумное решение, – Ноал лучезарно улыбнулся и соскочил с подоконника.

Я наклонился, положил волчок на заплеванный пол и легонько подтолкнул. Игрушка покатилась по неровной дуге. Пальцы демиурга сгребли Торбук прежде, чем он остановился. Ноал выпрямился с длинным кинжалом в руке. Казалось, он держал искусно отточенный кусок черного льда. Глаза, когда-то принадлежавшие Черноивану, были из того же материала. Тогда я узнал, каково это, когда у тебя мерзнет сердце.

– Где Машура? – спросил я, напряженно следя за действиями Ноала.

– Машура? – взгляд демиурга с трудом оторвался от магического оружия. – На станции.

Я рванул с базы так, что чуть не снес косяк плечом.

Я несся через Толмачево с риском потерять сапоги, уже набившие на пятках кровавые мозоли. Внезапно вывернувшая из-за многоэтажки заляпанная «Лада» чуть не избавила меня от этой проблемы, а заодно и вообще от всех проблем. Но я только наддал ходу, не обращая внимания на орущего вслед усатого шофера. Перед глазами прыгала яркая, как в комиксах, картинка: Машура с кляпом во рту, привязанная к рельсам, и летящая прямо на нее слепая морда электрички. Короче, когда за парковкой показался желтушный павильон станции, я был уверен, что поставил новый мировой рекорд по бегу на тысячу метров.

На путях не было никого и ничего, кроме рваных пакетов и бумажек, которые игриво гонял бесприютный ветер. Зато на перроне, несмотря на позднее уже утро, кучковался народ – видно, ждали питерскую электричку. Может, я опоздал, и Машуру, как говорится, хрясь?.. Так или иначе, если буду толкаться здесь, то ничего не узнаю. Попер через парковку, лавируя между машинами, взлетел на лестницу – и завяз в потоке аборигенов, которым в Толмачево почему-то не сиделось. Я принялся работать локтями. Какая-то замотанная в пуховой платок бабулька взвизгнула, плотнее прижимая к телу раздутую кошелку:

– Вот и чего ходют тут, ходют! Время-то рабочее, вот им на работе и надо быть, лбам эдаким! Пахать на таких можно, а они…

Последнее «ходют» досталось уже не мне. Поток вытек на перрон, и на время я решил в нем остаться – под часами, в которых время разбилось на половине шестого, дежурили два мента. Неизвестно, выполнила ли мать свою угрозу насчет розыска, но выяснять это именно сейчас я не собирался. Толпа постепенно поредела – может, потому, что народ от меня шарахался. В общем, оно и понятно – видок у меня был, будто только что с палки в огороде сняли, разве что опилки из башки не сыпались. Поэтому к уткнувшемуся в газету пузатому дяденьке я обратился очень вежливо:

– Простите, пожалуйста, а тут недавно никакого несчастного случая не произошло?

– А? – Роговые очки вынырнули из-за листа «Аргументов», глаза по ту сторону мутных стекол недоуменно заморгали.

– Я говорю, тут никого поездом не задавило?

Очки смерили мою встрепанную фигуру с головы до ног, черно-белые листы раздраженно дрогнули:

– Бог подаст, – пузатый подхватил портфельчик, засунул газету под мышку и торопливо засеменил в направлении часов с ментами.

Я огляделся в поисках новой жертвы, но тут на глаза мне попалась колоритная личность, поедавшая пирожок на изрезанной афоризмами скамейке. Из-под черного дождевика выглядывали полы цветастого халата, ноги в алых шароварах болтали замызганными тапочками с обвисшими кроличьими ушами. Ворот плаща был замотан чем-то напоминавшим красные то ли чулки, то ли колготки в сеточку. Выше набитый рот трудился над очередной порцией пирожка, пока живые карие глаза с любопытством обегали перрон.